Слава Богу, она сняла туфли. Это все согласие, которое мне требовалось.
Я прижал ее к себе и почувствовал, как длинные ноги обхватывают мои бедра. Прижав ее спиной к шкафчику и впившись в нее глазами, я освободил член и нашел ее вход.
— Черт, Сторми. Ты уже насквозь промокла для меня, — я скользил между ее складок три раза, медленно вперед-назад. Дразня ее. Дразня себя. Проверяя свой самоконтроль и покрывая член ее соками. Когда надавил на нее, она напряглась.
— Господи, как же ты тугая, — зажмурился от ощущения, как стенки ее киски сжимают головку члена, посылая ударные волны удовольствия по позвоночнику.
— Давно никого не было, — с дрожью сказала она.
Давно? Может быть годы. Я бы радовался своему открытию, если бы вся концентрация не была направлена на контроль над собой. Я в ней лишь наполовину и вынужден был сдерживать свою непреодолимую потребность войти еще глубже, пока не оказался полностью погруженным в ее тепло. Такая сила разорвала бы женщину на две части. Вместо этого я медленно покачивался, преодолевая врата рая.
Сторми прижалась к моим плечам, ее негромкие вздохи и стоны дразнили слух и возбуждали до мучительной боли. Она была чертовски совершенна.
Если бы я знал. Господи, если бы я только знал.
Я бы сделал это раньше.
Я бы никогда не позволил себе зайти так далеко.
Либо. И то, и другое. Я не был уверен, но знал одно. Пути назад нет.
— Я не могу быть нежным, Сторми.
— Не нужно, — задыхающиеся слова были зеленым флагом.
Я отдался своему желанию. Каждой фантазии и каждой мучительной мечте, в которой был заперт с того дня, как она забрела в мой клуб. Все они объединились в один прекрасный момент дикости.
Я трахал Сторми, прижимая ее к шкафчикам, вбивая член так глубоко, чтобы она чувствовала меня несколько дней. Она крепко сжимала мои плечи. Мы смотрели друг на друга. Она упивалась моей беззастенчивой похотью, а я запоминал то, как она идеально растягивает губы от наслаждения.
Я продержался недолго, да и было все равно. Она делала меня таким чертовски твердым каждый день, что знал, буду готов ко второму заходу. Может быть, даже к третьему и четвертому. Я бы трахал ее, пока мой член не отвалится.
Резкий всплеск покалываний подтянул мои яйца, а затем белая молния взорвалась в моих венах. Спина выгнулась от освобождения, и тело предприняло последнее усилие, чтобы проникнуть в нее как можно глубже.
Я прижался лбом к ее плечу, пока приходил в себя. У меня никогда не было такого сильного головокружения после секса.
И я бы сделал это снова, не задумываясь.
Кстати говоря... Я спустил нас на пол и уложил Сторми на спину. Она наблюдала за мной с любопытством. Когда приблизил свое лицо к ее раздвинутым бедрам, она попыталась сесть.
— Но твоя сперма... — с опаской возразила она.
— Именно там, где и должна быть, — твердо заверил я. И, что самое поганое, говорил серьезно. Я не пользовался презервативом и не мог заставить себя беспокоиться — ни о том, чтобы попробовать себя на ней, ни о возможности беременности.
Я никогда в жизни не занимался подобным дерьмом даже в самом пьяном виде, но Сторми была другой. Всегда была и всегда будет.
— Мы не уйдем отсюда, пока эти бедра не попытаются выжать из меня жизнь. — Я раздвинул ее ноги и провел языком по отверстию, а затем лизнул клитор. Вкус был пьянящим, хотя бы потому, что на вкус она была как моя.
Стянув чашечки ее бюстгальтера, я дразнил ее соски, превращая их в пики, желая, чтобы мой рот находился в двух местах одновременно. Я хотел провести губами по каждому чертову дюйму ее тела. Слизать соль с каждого восхитительного изгиба.
Если один человек может быть создан для другого, то я не сомневался, что Сторми была создана именно для меня. Все в ней чертовски идеально. Она захватывала все мои чувства, пока кроме нее ничего не существовало. И судя по возбуждению, капавшему с ее киски, ее тело отвечало на мое точно так же.
Она была уже на взводе от езды на моем члене, тело отчаянно требовало разрядки. Я проникал пальцами глубоко внутрь нее, одновременно проводя языком по набухшему клитору. Ее колени раздвинулись шире, молчаливая мольба о большем. Она была такой чертовски отзывчивой. Мне нравилось чувствовать ее руку, вцепившуюся в мои волосы, и периодически ощущать боль. Все это заставляло меня двигаться вперед в отчаянном стремлении увидеть, как она кончает.
Когда ее ноги начали подрагивать, я понял, что она уже близко, и продолжал держать пальцы внутри нее, неустанно крутя этот внутренний пучок нервов.
— О Боже. Да, — ее тело выгнулось дугой, взорвавшись освобождением, и мне захотелось увидеть изгиб ее позвоночника сзади. Я хотел посмотреть, как она кончает всеми возможными способами, в любой позе и под любым углом. Я хотел получить от нее больше. Мой мозг яростно отвергал возможность того, что мне больше никогда не прикоснуться к ней.
Охваченный желанием большего, я медленно ослабил свои прикосновения и позволил ей прийти в себя, но только потому, что мне нужно, чтобы она была готова. Однако я никогда не был терпеливым человеком.
Сняв шорты, я поднял Сторми на руки и отнес ее к старинной раковине из керамики.
— Руки на стойку, — приказал я, поставив ее на пол перед пыльным зеркалом.
— Опять? — ее широкие глаза уставились на меня.
— На этот раз мы кончим вместе.
— Я не могу. Я никогда...
— Что никогда?
— Не кончала... во время проникновения.
Я наклонился так, что мои губы оказались рядом с ее ухом, а мой член дразнил ее сзади.
— Здесь нет правил, Сторми. Я хочу снова войти в тебя. Я хочу видеть, как твои губы раздвигаются, когда проникаю в тебя. Если твоя небесно-розовая киска хочет почувствовать, каким твердым ты меня делаешь, положи ладони на стойку и позволь сделать тебе приятно.
Она нерешительно наклонилась вперед. Это самое прекрасное, черт возьми, зрелище, которое я когда-либо видел. Выпяченная попка, круглая, изогнутая и умоляющая о внимании. Моя рука рассеянно ласкала ее гладкую кожу. Мысль о том, что на ней останется отпечаток моей руки, не могла не вызвать желания. Гулкий шлепок пронзил воздух, когда ладонь соприкоснулась с ее ягодицей.
Появилось беспокойство, что я мог причинить ей боль, но оно исчезло с чувством глубокого удовлетворения, когда она выгнулась еще больше и издала гортанный стон.