Мы с Ораном обменялись тяжелыми взглядами.
— Нет. К сожалению, у нас есть информация, что с ней могло случиться что-то ужасное. Она столкнулась с... — он прочистил горло. — Ну, бессердечные — это еще не все, что можно сказать о них.
Прямо на моих глазах кремовая кожа Сторми поблекла до тошнотворной белизны.
— Эй, парень. Не надо ее расстраивать.
Губы Орана сжались.
— Я сделаю все, что смогу, но все, что ты можешь вспомнить, было бы полезно.
— Определенно, — ее брови сошлись, — дай-ка подумать... Мы не особо общались, но я дважды сталкивалась с ней в прачечной, которой пользуюсь.
— Ты живешь на 21-й улице?
— Что? — Сторми наклонила голову в замешательстве. — Нет. Я здесь, всего в паре кварталов от клуба на 36-й.
Взгляд Орана усилился.
— У тебя сложилось впечатление, что она жила поблизости?
— Да, она жила где-то рядом со мной, но я не спросила, в каком доме. Мы говорили о том, что она ходила в маникюрный салон в одном квартале от меня, и я хотела заглянуть туда. — Сторми сделала паузу и бросила на меня кроткий взгляд. — Ее адрес не был указан в заявлении о приеме на работу?
Губы Орана сжались.
— Адрес, который она дала, недействителен. Есть ли еще что-нибудь, что ты можешь вспомнить, что могло бы дать хоть какую-то информацию?
— В голову ничего не приходит, но я подумаю. Прости.
— Не стоит, это очень полезно. — Оран положил руку на плечо Сторми. — Покажешь прачечную и тот салон? Я могу тебя подвезти, чтобы не было проблем?
— Безусловно. Все, что поможет. Завтра у меня выходной, если это удобно.
— Нет, она работает, — выпалил я, звуча так, будто только что вылез из пещеры.
Я не мог себя сдержать. Уже представлял, как отрезаю Орану пальцы за то, что он ее коснулся.
Сторми уставилась на меня широко раскрытыми глазами.
— У меня выходной.
— Уже нет. Мы поменяли график, помнишь?
Я пытался говорить небрежно, но знал, что это вышло скорее грубо.
Оран поднял бровь, стоя передо мной в идеально сидящем сером костюме, с безупречной прической, без синяков.
Да, ублюдок. Держись подальше.
— Какой день лучше? — спросил он меня с еле заметным высокомерием.
— Воскресенье. Мы встретимся с тобой там, где нужно.
— Как скажешь, — проворчал он, затем повернулся к Сторм. — Спасибо за помощь. Увидимся в воскресенье.
Он бросил в мою сторону предупреждающий взгляд, прежде чем уйти.
Я поморщился и свернул в другую сторону, намереваясь зализывать раны в кладовке, но Сторми пошла за мной.
— Какого черта это сейчас было?
В ее голосе не было обвинения, но защищаться все равно хотелось.
Я сделал вид, что разглядываю полки.
— Оран сказал тебе. Он ищет Дарину.
— Торин Байрн, ты знаешь, о чем я, — она закрыла за собой дверь и постаралась выглядеть строгой. — Почему ты взбесился из-за того, что я покажу Орану места, где бывала Дарина?
— Я думаю, что «взбесился» — это преувеличение, не так ли?
Солгать. Отклониться. Отмахнуться. Черт, неужели я ее газлайтил?
— Ты забываешь, что разговариваешь с южной девушкой, которая знает толк в драматизме. Тор, я сказала, что не хочу чувствовать угрозу. И когда ты ведешь себя так пугающе-одержимо, угадай что?
Блять.
Она была невыносимо горячей, когда злилась.
Мои веки опустились, взгляд стал ленивым, как у сытого кота.
Мой ангел мщения.
— Ты права.
Я подошел ближе, пока ее спина не уперлась в дверь.
— Я чувствовал себя собственником. Я знаю, как женщины тянутся к Орану. Всегда выстраиваются в очередь за шансом быть с ним. Разве так странно, что ты можешь захотеть того же?
Провел пальцами от ее подбородка, вдоль линии челюсти, затем вниз, по изящной шее. Ее дыхание сбилось. Губы приоткрылись. Я торжествовал.
— Мне просто нужно помочь ему найти Дарину, — ее голос потемнел, спровоцировав меня еще сильнее.
— Вот как его тип заманивает вас. Хорошо одетый джентльмен с благими намерениями. — Я медленно провел рукой вниз, вдоль изгиба ее груди. Спина выгнулась. Зрачки расширились. — Ты даже не заметишь. Как это случится.
— Только вот ты упускаешь… — выдохнула она.
— Что?
— То, что я уже имела дело с отполированными джентльменами.
— И?
— Это всего лишь фасад, — ее взгляд впился в мой. — Я лучше выберу честность. Каждый. Чертов. День.
Я провел ладонью по ее ребрам и опустил руку к талии.
— А что, если честность окажется немного хреновой?
Ее руки поднялись и обхватили мою шею, давая мне всю необходимую поддержку, чтобы продолжить свой путь к вершине ее бедер. Я прижал ладонь к ее центру, и мягкое тепло под пальцами свело мой член с ума от желания.
— Кто сказал, что мы все не чокнутые?
Вот и все. Я больше не сдерживался.
Слава Богу, что есть эластичные леггинсы, их гораздо легче снять, чем джинсы. Моя рука прижалась к ее коже и за считанные секунды скользнула между ее скользкими складочками.
— Ты не можешь говорить такие вещи, ангел. Без того, чтобы мне не пришлось тебя вознаграждать.
Тело Сторми замерло под моим прикосновением.
— Не называй меня так, — она пару раз резко качнула головой. — Как угодно, только не так.
Ее бурная реакция ошеломила меня. Почему она ненавидела, когда ее называли ангелом?
— Эй, тише, — пытался успокоить, отмечая, как пульс бьется у основания ее шеи. — Этого больше не повторится. Обещаю.
Она почти по-детски кивнула. В этот момент увидел ее уязвимой, и внутри меня что-то сдвинулось. С самого начала я хотел обладать ею и защищать — эти два желания были для меня естественными. Но то, что она только что пробудила во мне, было другим. Дело было не только в физической защите. Я хотел заботиться о ней, сделать так, чтобы у нее никогда не было причин для тревоги, и чтобы свет в ее глазах никогда не угасал.
По спине пробежала дрожь, когда облизнул губы, готовясь сделать то, чего не делал со школы. Я собирался поцеловать женщину. Не просто какую-то женщину. Я собирался поцеловать Сторми Лоусон, потому что, возможно, она и не была моим ангелом, но, черт возьми, она принадлежала моему сердцу.
Сначала смешалось наше дыхание, прежде чем мои губы нерешительно коснулись ее. Я хотел сделать это медленно — не из страха, а чтобы насладиться моментом. Хотел, чтобы она почувствовала всю глубину смысла, который вкладывал в свои действия, потому что ничего в моей жизни не было случайным. Я жил каждый день с намерением, и сегодня отдал Сторми часть себя, которую никогда раньше никому показывал.