— Это всего лишь на пару недель, бабушка. Я вернусь и буду суетиться, чтобы ты, как всегда, запирала дверь на ночь, — подбородок задрожал, так как эмоции грозили одолеть меня. — Это то, что я должна сделать, и мне не хочется спорить с тобой, перед поездкой.
Она обняла меня крепче, чем это возможно для восьмидесятилетней женщины.
— Ты всегда была упряма.
Я рассмеялась, когда мы отстранились друг от друга.
Хани кивнула.
— Полагаю, мне пора заняться готовкой. Я не отправлю тебя без достаточного количества закусок и сытого живота.
— Со всеми свитерами, которые мне понадобятся, лишнего места в сумке не будет, — предупредила я.
— Ерунда. Всегда найдется место для коробки печенья с пралине.
М-м-м, пралине. Они были моими любимыми. Не мешало бы дать старухе выиграть хотя бы одну битву.
Я усмехнулась.
— Я возьму орехи пекан.
Это было неделю и почти десять тысяч миль назад.
Ты сможешь, Штормовая девочка. Ты сможешь сделать все, что задумала.
В голове зазвучал голос отца. Он всегда называл меня штормовой девочкой, потому что в ту ночь, когда они узнали, что удочерение одобрено, была гроза.
Моя грудь сжалась, но я не позволила эмоциям овладеть собой. Просто не могла. Это слишком мучительно. Мы трое были командой — все делали вместе. Вместо того чтобы строить планы о поступлении в колледж за пределами штата, я была тем ребенком, который строго ограничивал радиус в сто миль от рассматриваемых мною учебных заведений. Мама говорила, что мне нужно уехать за пределы Саванны, чтобы стать более независимой. Я никогда не понимала, почему не могу сделать это, находясь на другом конце города, и по-прежнему устраивать с ними вторники с тако.
Конечно, меня баловали как единственного ребенка, но в самом лучшем смысле. Мои родители относились ко мне с пониманием, но при этом были тверды и безоговорочно любили. Жизнь без них казалась бессмысленной. Бесцветной и жестокой. Я провела два месяца, зажимая дыру в груди и гадая, смогу ли когда-нибудь снова дышать.
Когда прошел третий месяц, идея об этой поездке укоренилась, и я увидела малейший намек на то, что нет худа без добра. Горе все еще присутствовало, но с ним можно было справиться. У меня все еще были моменты, когда чувствовала себя всего лишь лужицей горя. Сейчас на это не было времени. Нужно сохранять ясную голову и уверенность в себе, чтобы ориентироваться в этом незнакомом мире. И, честно говоря, желание избавиться от горя — важная причина, по которой решила отправиться в это путешествие. Я могла бы подождать, все спланировать и не торопиться, но предпочла отвлечься. И, боже мой, это сработало. Во время планирования, сбора вещей и самого путешествия у меня почти не оставалось места для мыслей о родителях.
Дорога до гостиницы ничем не отличалась от других. Через три изнурительных часа после приземления в Москве я упала на кровать в своем гостиничном номере и поблагодарила Господа за то, что добралась.
Мне казалось, что я не спала несколько дней. Несмотря на четыре часа вечера по местному времени, было все равно. Мои горящие глаза требовали, чтобы я поспала. Я даже не сняла леггинсы, в которых прилетела, прежде чем залезть под одеяло и отключиться. Мои поиски начнутся завтра, а пока — мирное забвение.
Я никогда не задумывалась о русском языке, пока не оказалась в его окружении. По сравнению с мягким южным говором все здесь звучали удивительно враждебно. Они даже выглядели немного пугающе.
Но, возможно, просто так выглядели и звучали городские жители. Откуда мне знать? Большую часть своей жизни я провела в пригороде Саванны. Если бы мне пришлось постоянно жить в таком нечестивом холоде, я бы, наверное, была раздражительной, так что не могла их винить. Не прошло и половины октября, а даже солнце с трудом пробивалось сквозь плотный покров облаков и леденящий душу холод. Я с содроганием думала о том, что может принести февраль в такое место.
Несмотря на негостеприимную обстановку, мне удалось добраться до места, о котором я думала несколько недель, — детского дома, где меня оставили в младенчестве. Документы об усыновлении я нашла, перебирая мамины и папины вещи примерно через месяц после аварии. Они всегда открыто говорили о том, что меня удочерили. Они были такими замечательными родителями, что мне никогда не приходилось задумываться о своем происхождении. Не то чтобы я не задумывалась, просто размышляла о своем прошлом, но не чувствовала себя обязанной искать ответы.
Все изменилось, когда мир вокруг меня рухнул. Родители были моим миром. Без них я дрейфовала в бессмысленной пустоте. Поиски родной семьи отвлекли и дали цель. Это дало надежду на то, что бесконечное грызущее горе, отягощающее каждый мой шаг, однажды станет преодолимым.
Сначала я нашла адрес на Гугл картах, чтобы посмотреть на здание и убедиться, что оно еще существует. Это просто любопытство, говорила себе. Как только увидела изображение большого кирпичного дома, невозможно было не задаться вопросом, что еще могу узнать от людей, находящихся внутри.
В детстве я говорила себе, что моя мать, испытывающая трудности, бросила меня в надежде на лучшую жизнь. Что она была доброй и самоотверженной, раз пошла на такую жертву, и, что еще важнее, она где-то там думала обо мне.
Это была романтическая перспектива, и меня это устраивало. Зачем позволять себе думать о худшем, если можно верить в лучшее? Согласно моим фантазиям, у меня могла быть целая другая семья, которая ждала бы моего возвращения. У меня никогда не было ни братьев, ни сестер. Я и не думала, что хочу иметь их, пока по-настоящему не задумалась о возможности их существования.
Как только вопросы зазвучали в моей голове, их стало больше, чем мух на вечеринке. Мне нужно хотя бы попытаться найти ответы. Если мои поиски заведут в тупик, пусть будет так. По крайней мере, я буду знать, что попыталась.
Первым делом я позвонила по номеру, указанному в Интернете. У меня не получилось разобрать то, что сказали на другом конце, но по сердитому тону на заднем плане поняла, что номер больше не обслуживается. Не сдержавшись, я отправила письмо по электронной почте. Ответа не последовало. Может, письмо попало в спам? Не захотели ли они сделать быстрый перевод или найти кого-то, кто умеет читать по-английски? Может, письмо попало на почту кого-то, кто уже не работает там? У меня не было возможности узнать, что произошло, но продолжала свои попытки.