Джил кивнула.
Автобус остановился, раскрылись двери.
— Не забудьте свои вещи.
Джил и не забыла бы. В сумке умещалось все, что ей позволили взять с собой, совсем не тяжелое. Брат уже выскочил наружу со своими пожитками, и дверь автобуса захлопнулась.
Джил уставилась на черный ход. Никого здесь не было.
— Папа только что стоял тут, я видела.
— А я нет, — отозвался Джим.
— Он стоял в дверях и ждал нас[7].
Брат пожал плечами:
— Может, телефон его отвлек.
Разворачиваясь, автобус сдал назад, потом вперед, потом снова назад и покатил обратно.
Джил замахала руками.
— Стойте! Подождите минутку!
Если водитель и слышал, то виду не подал.
— Идем в дом. — Брат размашисто зашагал к входу. — Наверно, он ждет нас там.
— А может, дом закрыт. — Джил с неохотой пошла следом.
Она ошиблась. Дверь даже не была толком притворена. Ее как будто нарочно держали нараспашку, позволяя ветру хозяйничать: пол на кухне устилали листья. Дверь Джил закрыла хорошенько, плотно.
— Он, наверное, где-то дальше, — донесся ломавшийся голос брата.
— Если бы он говорил по телефону, мы бы слышали.
— А если он слушает? — Джим на кухне уже осмотрелся и вышел. — Идем!
А вот Джил еще только оглядывалась. Конфорки электрической плиты алели ярче некуда, в холодильнике мерзли кусок сыра и пара бутылок пива, шкаф ломился от консервов. На кухне в изобилии имелись тарелки, кастрюли, противни, ножи, ложки и вилки.
Брат вернулся.
— Телевизор в гостиной работает, но там никого нет.
— Папа где-то здесь, — настаивала Джил. — Я же его видела.
— А я нет.
— Но я-то видела.
Она прошла за братом в просторный коридор с высокими темными окнами по одну сторону, за массивными дверями обнаружила столовую, где никто не обедал, и, оказавшись в залитой светом огромной гостиной, пришла к выводу, что полдюжины водителей спокойно разместили бы здесь полдюжины своих автобусов.
— Все это сделал человек, — заключила она, оглядываясь.
— Что именно?
— Все это. Человек выбрал мебель, ковры, ну, в общем, все.
Брат вытянул руку.
— Смотри-ка. Кресло из рогов. Клевое.
Джил кивнула:
— Да. Но я бы такое не купила. Комната — это рама, а люди в ней — картина.
— Ты сошла с ума.
— Вовсе нет.
— Ты говоришь, папа накупил всего, чтобы выглядеть хорошо.
— Чтобы выглядеть правильно. Нельзя заставить людей выглядеть хорошо. Что не дано, то не дано. Ничего не поделаешь. Но можно помочь им выглядеть правильно, а это куда важнее. Все выглядят правильно в правильном месте. Вот у тебя есть фото папы…
— У меня его нет.
— Представь, что оно у тебя есть. И ты собрался поместить его в рамку. А торговец предлагает выбрать любую. Ты бы взял черненькую, с серебряными цветочками?
— Черт, нет!
— Вот именно. Но для своей фотографии я бы именно такую и взяла[8].
Брат заулыбался:
— Однажды я так и сделаю, Джелли. Телевизор видела?
Она кивнула:
— Когда мы вошли. Только этого дяденьку совсем не слышно, звук-то выключен.
— Значит, отец говорит по телефону.
— В другой комнате?
Телефон стоял на краю стола рядом с телевизионной тумбой. Джил сняла трубку и поднесла к уху.
— Ну как? Слышишь его?
— Нет. — Осторожно она вернула трубку на место. — Телефон выключен.
— Что ж, значит, я ошибся.
Бессмыслица какая-то, но Джил слишком устала, чтобы спорить.
— Вряд ли он вообще здесь, — добавил Джим.
— Телевизор же работает. — Она опустилась в деревянное кресло с коричнево-оранжевыми подушками. — Это ты включил свет?
Джим покачал головой.
— И потом, я видела его у входа.
— Ладно. — Брат помолчал немного. Он был как папа, высокий и светловолосый, с лицом, которое создано для серьезного выражения. — Если бы он уехал, я бы услышал звук мотора. Я прислушивался.
— Я тоже.
Джил не говорила, но ощущение чьего-то присутствия в этом доме все время заставляло её прислушиваться. Слушать. Слушать. Постоянно.
«Беззвучный режим», молчаливо сообщал экран[9].
— Я хочу знать, о чем говорит этот дяденька, — сказала Джил брату.
— Звук выключен, а пульта нигде нет. Я уже искал.
Джил молча откинулась на коричнево-оранжевые подушки и уставилась в экран. В кресле она чувствовала себя под защитой, пусть не самой надежной.
— Переключить канал?
7
Отец, чей призрак видят и чье тело находят, говорит о том, что он отрезан от любви Отца, Бога.
8
Джилл говорит, что ее портрет будет хорошо смотреться в черной рамке; черные рамки традиционно используются на похоронах. Она и ее брат оба мертвы.