— А я и не знал таких тонкостей. Только в книгах читал про запахи весны. Думал, писатели придумывают… Однажды, правда, осенью вышел из подъезда, чувствую, арбузами пахнет. Завернул за угол, а там стоят контейнеры с арбузами, и несколько разбитых валяется. Тогда и понял, откуда арбузами пахнет. Парни рассмеялись и пошли в свой номер.
— Ну вот что, бой остался последний и, как говорят, решительный, — начал Старков. — Кубок мира мы уже выиграли, с чем я вас и поздравляю. Но осталась эстафета. Гонка престижная, и проиграть ее — смазать все впечатление. Как, ребята?
— По моей линии — все в форме, — начал доктор. — Костя рвется в гонку и готов к хорошему результату. Вагиз несколько слабее на фоне других. Андрей в норме. Виктор, конечно, устал после двух таких стартов, но психологический настрой высок…
— Хорошо. В семь надо заявку сдавать… С этим ясно. Завтра день будет сложный: эстафета, потом закрытие, а послезавтра в десять утра отъезд. Так что надо, думаю, начать собираться сегодня. А завтра попрошу всех быть пособраннее, чтобы хорошая поездка, — при этих словах Игорь Николаевич постучал по дереву, — хорошо завершилась.
— Все ясно, — сказал Ржаницын.
— Вот что, мужики, — сказал, обращаясь к четверке, Пермитин, — эстафета — гонка особая. Мы эстафеты уже много лет не проигрываем, и каждая команда мечтает у нас выиграть. Сейчас не знаешь, за кем и следить, — сами видели всех соперников. И бегут хорошо, и стреляют неплохо. Предлагаю такую расстановку: на старте — Андрей, вторым — Вагиз, третьим — Костя, на финише — Виктор. Если у вас есть возражения, скажите. Если хотите решить сами, мы выйдем.
— Возражений нет, — чуть хрипловатым от волнения голосом произнес Мустафин. — Медали-то одинаковые всем дадут, независимо от этапа.
— Отработаем по-мушкетерски, — с нарочитой веселостью сказал Мотин. — Что-то я в тылах засиделся.
— Без мушкетерства, пожалуйста, — поспешил одернуть его Ржаницын.
— Я в том смысле, что один за всех и все за одного.
На стартовом поле выстроились биатлонисты — тринадцать парней в разноцветных костюмах. В стороне разминались те, кому предстояло включиться в гонку на следующих этапах.
Наконец, в воздух взмыла ракета, и гонщики, энергично работая палками, рванулись вперед. Зашумела трибуна, на которой уже было довольно много зрителей. Лыжни начали сходиться, и уже бежали рядом две цепочки спортсменов, взяли первый подъем и исчезли в лесу.
Первыми на стрельбище ворвались финн Яри Курри, канадец Тордон Шервен и болгарин Любомир Сандов. Андрей проиграл им всего пять секунд. Один за другим падали парни на снег, кто из специального «кармашка», приделанного к ложу винтовки, а кто из пазов ложа достал обоймы, выложил на «тарелочку» по три дополнительных патрона.
Лидеры стреляли второпях, и лишь Сандову удалось «закрыть» все пять мишеней. Финн и канадец крутили по штрафному кругу, когда мимо них промчались, надевая на ходу кожаные ремешки палок, болгарин и Андрей Силиньш, который тоже обошелся без дополнительных патронов.
На вторую стрельбу Андрей пришел в одиночестве, снял шапочку, чтобы остыть, плавными движениями зарядил винтовку, вскинул ее и повел стволом, отправляя пули в мишени да передергивая затвор.
— Как из автомата, — восхитился переводчик. И тут Андрей промазал.
— Еще раз сглазишь — прибью, — мрачно пообещал Ржаницын.
Андрей начал стрелять дополнительными патронами и опять промазал. Так одна мишень и осталась нетронутой.
— Давай, Андрюха, все равно их никого нет! — кричал из-за специальной ограды массажист команды. — Гони! Гони!
В сектор для передачи эстафеты судьи выпустили лишь Вагиза Мустафина. Кого вызывать вторым, организаторы пока еще не знали.
Андрей влетел в проход для передачи эстафеты, хлопнул по плечу уже набиравшего скорость товарища. На табло зажегся его результат на этапе. Судья с одеялом в одной руке и с пластмассовым стаканчиком с апельсиновым соком в другой подскочил к спортсмену, который, чтобы не рухнуть в изнеможении, оперся на палки, как на подпорки.
Вагиз шел по лыжне то традиционным способом, то еще не совсем освоенным «коньком». Его называли человеком без нервов или человеком со стальными нервами, и внешне он действительно производил такое впечатление — его скуластое лицо с запавшими глазами не отражало никаких эмоций. Лишь когда ему крикнули время отрыва, он кивнул головой.
Однако тренеры ГДР поставили против него своего сильнейшего гонщика Матиаса Хельма, и Алексеев — а именно он стоял на отметке «2 км» — вскоре сообщил, что разрыв тает. Хельм сумел отыграть на этом отрезке 16 секунд, и скорость у него была выше, чем у Вагиза.