На ближней окраине луга — вышка, внушительная вблизи, чуть дальше — ткнувшийся в зелень травы вертолетик, лопасти которого, словно ветки плакучей ивы, свисали до земли, и около самых елей — дом.
Начальника отряда Шатохин нашел около дома. Сидя на чурбаке за наспех сколоченным вкопанным в землю столом, Тисленко чинил рацию. Он не удивился приходу Шатохина, может, потому, что приглашал месяц назад к себе в гости. (Правда, просил выбирать погоду попасмурней, лучше всего, когда работает главный пожарный — дождь.) Он поднял осунувшееся лицо, в усталых глазах вспыхнули на мгновенье и погасли теплые искорки. Вяло через стол протянул руку.
— Рацию грохнул, — пожаловался он, знаком приглашая Шатохина садиться.
Об ограблении Тисленко не слышал. В двух сотнях километров северо-западнее Черданска горела тайга, занялся низовой пожар. Позавчера утром они вылетели туда всей командой и вернулись нынче на рассвете.
— Деятели, — выслушав, слабо усмехнулся Тисленко. — Я уж в прошлом году приметил. Все равно что сейф с деньгами среди тайги бросили. Еще бы на ветках шкуры развесили... Слушай, ну я ничем тебе не могу быть полезен. Если ты на моих парней, то...
— Почему так обязательно. Может, видели подозрительное что раньше.
— Вряд ли. Мы тут в своем котле варимся. Озираться недосуг.
— И все-таки. Поговорить надо.
— Не, это несерьезно, — запротестовал Тисленко. — Парни манатки не смогли дотащить до крыльца, — махнул он рукой через плечо. (В траве, шагах в пятнадцати от крыльца, в беспорядке были набросаны вещмешки, бензопилы, парашюты.) — Полчаса как уснули. Отдохнуть надо. Того и гляди снова лететь. Сам бы спал, если бы эта дурочка не грохнулась с высоты, — кивнул он на рацию.
Видя, что Шатохин обиделся и не собирается возражать, продолжал после паузы:
— Не дуйся. Ну, разбужу их. О чем говорить с ними будешь? Тебе ж нужно, чтоб они вспоминали. А они про маму не вспомнят сейчас, больше суток не спали, вымотались. Проснутся — поговоришь. А если тебе некогда будет, сам их расспрошу. Договорились?
— Хорошо, — подумав, согласился Шатохин и встал.
— Куда сейчас? — Тисленко не удерживал.
— В экспедицию, к ботаникам.
— А дорогу знаешь?
— Примерно.
— Пойдем, покажу самую короткую. — Тисленко тяжело оперся ладонями о край стола, поднялся. — Там симпатичные девочки из института травку «щиплют». Парни мои к ним дорожку проторили.
Они прошли под вышкой и чуть углубились в лес. Среди высокого разнотравья впереди мелькнула тропа. Тисленко остановился.
— Никуда не сворачивай, через полчаса на месте будешь. Кстати, руководитель у них, профессор Антропянский, мой лучший приятель. Поклон ему.
— Поклон? — уловив иронию, уточнил Шатохин.
— Ну, доволен будет. Он выселить меня отсюда хотел. Явился, у меня, говорит, важная научная экспедиция, нам нужны нормальные условия. Вроде как нам они не нужны.
— Хороший приятель.
— Да. Намекнул ему, что без нас его экспедиции ездить будет некуда... Ладно. Я ведь исключительно к тому, что кашу с ним несподручно варить. Тебя где найти?
— В поселке, у Ольджигиной.
— У кормилицы остановился. Золото старуха. Ну, извини. Не угостил, не пригласил. Сам видишь, в запарке.
Тисленко повернулся и, не прощаясь, зашагал обратно.
КАК И ОБЕЩАЛ начальник пожарной команды, ровно через полчаса Шатохин выбрел на лесную поляну. Полдюжины одинаковых оранжевых шатровых палаток, словно неошкуренные апельсины на малахитовом блюде, сверкали на траве. Лагерь проснулся недавно, зоревое бдение тут, видно, было не в почете. Девушки — бодрые, улыбчивые — порхали между палатками. Глядя на хорошенькие их лица, на фигурки в джинсах и маечках, Шатохин подумал, что не зря тропа от пожарных к лагерю такая широкая.
Он постоял на краю полянки, помедлил, решая, в какой из палаток руководитель экспедиции — хочешь не хочешь, не избежать с ним встречи — и двинулся к крайней.
Не успел приблизиться на десяток шагов, как из палатки ему навстречу шагнул полный лысоватый мужчина лет пятидесяти, в очках, одетый в спортивное трико.
— Что вам угодно, молодой человек? — напористо, недружелюбно спросил он.
— Вы будете руководитель экспедиции?
— Да, я. Профессор Антропянский. Слушаю вас. — Взгляд оставался недружелюбным, а в голосе слышалось нетерпение.
Шатохин показал удостоверение, в нескольких словах объяснил причину визита.
Антропянский нетерпеливо выслушал, едва взглянув на удостоверение, спросил: