Комнаты на верхнем этаже чуть лучше тюремных камер: в них не было ничего, кроме кроватей — на мой вкус, слишком широких и коротких — и столов. Не было даже умывальников, не говоря уже о раковине с краном или персональном туалете. Через пол доносилась вульгарная музыка, громкость которой хозяин не уменьшил, ибо Райли настоял, чтобы он «не менял из-за нас свои привычки». Когда этот пресловутый Сэм решил наконец оставить нас в одиночестве, он просто бросил на стол ключи и спустился вниз, не озаботившись даже напомнить об оплате (сумма, честно говоря, меня шокировала, даже принимая во внимание шестиконечную звезду, болтавшуюся на его дряблой шее с коричневыми возрастными пятнами). Разумеется, он не упомянул и о том, когда у них принято возвращаться вечером, когда подают завтрак или к кому обращаться, если понадобится горячая вода, и прочее, и прочее. Похоже, он с удовольствием предоставил нам заботиться о своих нуждах самостоятельно, словно мы уже стали частью его персонала или даже друзьями семьи (можете себе такое представить?). Естественно, я потребовал, чтобы Райли отправился к нему с жалобой на подобное положение вещей или по крайней мере выяснил правила, согласно которым функционирует гостиница, где мы остановились. На это он, высокомерно улыбнувшись, заявил, что никаких проблем у нас не будет, поскольку мы сегодня вечером уезжать не планируем. Но ведь это же не аргумент, верно? Стандарты должны выдерживаться, несмотря ни на что. Впрочем, к гостиницам в Куинсе это, по-видимому, не относится.
На следующий день мы с утра пораньше отправились в магазин, и у меня появилась надежда быстро сделать дело и уже вечером покинуть Америку. Райли объяснил, что Сэм является кузеном человека, в чьей собственности находятся «медики». Он обменивался посланиями с владельцем на протяжении нескольких месяцев, пока не удостоверился, что это те самые монеты, которые нам нужны, и не договорился о цене. С этими людьми всегда так: обязательно напорешься на какого-нибудь владельца магазина или торговца, который долго будет с тобой спорить и договариваться, но никогда не даст тебе сразу четкого, ясного и недвусмысленного ответа. Иногда мне кажется, что Райли — по своей сути всего лишь пошлый купчишка, хотя и носит профессорские костюмы и имеет кое-какое образование, ему такого рода споры даже нравятся.
Магазин оказался гнуснейшей лавчонкой, какую только можно себе вообразить: все покрыто пылью, а зеленоватые ковры засыпаны сигаретным пеплом и еще бог знает какой дрянью. В торговом зале рядами стояли стеклянные витрины с коллекционными монетами: деньги, деньги, всюду только деньги, — в своем роде еврейский рай, я так полагаю. Владелец магазина сказал, что его зовут Хэнк. Разумеется, он такой же Хэнк, как его кузен — Сэм. Едва мы поздоровались, они с Райли начали энергично спорить и торговаться, что, признаться, меня совершенно не удивило.
Не понимаю, как вы при вашем уме смогли довериться такому человеку, как Райли/Абульфаз — или как там еще его именуют в зависимости от ситуации. Он не имеет, так сказать, идентичности, собственной личности; это в своем роде человеческий палимпсест,[3] набитый бесполезной информацией и имеющий склонность непрерывно болтать и задавать вопросы. Такие люди, как он, вечно пытаются убежать от себя и любят играть в игры с переодеваниями, меняя акценты и паспорта. Должно быть, именно по этой причине Райли быстро находит общий язык с такого рода публикой, как хозяин магазина и его кузен Сэм — да и вообще со всей этой неприятной суетливой нацией.
Когда я писал это письмо, передо мной на столе лежала визитная карточка владельца магазина: «Нумизматический магазин в Форест-Хиллс. Хэнк Тончайлов, нумизмат и коллекционер, специализирующийся на раритетах из Советского Союза. Магазин открыт в обычное время с воскресенья по пятницу; в другие дни и часы прием только по предварительной личной договоренности». Без сомнения, он стремился обеспечить своему предприятию более внушительный и респектабельный имидж, нежели оно имело в действительности. На самом деле этот Хэнк всего лишь мелкий нечистоплотный делец, паразитирующий на представителях собственной нации, отбирая у них вещи, привезенные из родных мест. И в этом смысле он самый что ни на есть подлинный американец. Я даже задал ему вопрос, не тяготит ли его то обстоятельство, что он обменивает и продает память своего народа (я использовал словосочетание «своего народа» без всякой задней мысли), но Хэнк прицепился к словам и моему тону и повел себя довольно агрессивно. Райли, однако, удалось уладить это недоразумение; к счастью для тщедушного Тончайлова, он не дал мне возможности преподать этому еврейчику достойный урок, которого тот заслуживал.
3
Палимпсест — рукопись на пергаменте поверх смытого или соскобленного текста; палимпсесты были распространены до начала книгопечатания.