Даже здесь, в Монтане, холодная война заставляла нас содрогаться. Дядя Уолт, работавший на военной авиабазе в Малмстроме, говорил, что на наших равнинах усажены, как картошка, больше тысячи межконтинентальных баллистических ракет. Прячась под круглыми цементными сводами, ядерные боеголовки терпеливо ждали своего часа. Дядя хвастал, что эти ракеты куда мощнее тех бомб, что уничтожили Хиросиму и Нагасаки. Он говорил, что ракеты такого типа сами находят вражеские ракеты, так что советские бомбы обойдут Вашингтон и устремятся к нам. А в ответ взлетят наши и ударят по Москве быстрее, чем я успею собраться в школу.
После мессы прихожане разбрелись по улице, чтобы выпить кофе, съесть пончик и посплетничать с приятелями. Мы с мамой тоже встали в очередь. У прилавка кофейни папа и другие мужчины собрались вокруг мистера Иверса, президента банка. Папа работал там шесть дней в неделю в надежде стать вице-президентом.
– Советы никому не позволят искать тела погибших. Чертовы выродки!
– Когда президентом был Кеннеди, расходы на оборону были на семьдесят процентов выше!
– Мы для них легкая добыча!
Я слушала не прислушиваясь. В бесконечных тревогах из-за холодной войны такие мрачные разговоры служили постоянным сопровождением воскресных дней. Быстро положив на свою тарелку пончики, я с запозданием сообразила, что мама тяжело дышит. Обычно, когда у нее случался приступ, она тут же находила причину: «На фермах собирают урожай, из-за пыли в воздухе астма обостряется», или: «Отец Мелони так размахивал своей кадильницей, словно пытался продезинфицировать все вокруг». Но на этот раз она просто сжала мою руку, ничего не объясняя. Я быстро подвела ее к ближайшему столу и усадила рядом с миссис Густафсон. Мама тяжело опустилась на металлический стул и заставила меня сесть рядом.
Я попыталась привлечь внимание папы.
– Все в порядке. Не устраивай суету, – сказала мама, явно желая, чтобы я угомонилась.
– Это настоящая трагедия, то, что случилось с теми людьми в самолете! – заявила сидевшая за соседним столиком миссис Иверс.
– Вот поэтому я и сижу на месте, – заявила миссис Мердок. – Начнешь болтаться по миру – угодишь в неприятности.
– Да там ведь погибло множество невинных людей! – вмешалась я. – Президент Рейган сказал, даже какой-то конгрессмен летел в том самолете!
– Ну, одним нахлебником меньше. – Миссис Мердок впилась коричневыми зубами в пончик.
– Это отвратительно! Нельзя так говорить! – возмутилась я. – Люди имеют право летать на самолетах без всякого риска!
Миссис Густафсон посмотрела мне в глаза. И кивнула, словно мои мысли имели какое-то значение. Хотя я постоянно развлекалась, наблюдая за ней, она меня заметила впервые.
– С вашей стороны это смело – высказаться подобным образом, – произнесла она.
– Люди не должны быть такими злыми, – пожала я плечами.
– Более чем согласна, – кивнула миссис Густафсон.
Прежде чем я успела сказать что-то еще, мистер Иверс громко воскликнул:
– Холодная война продолжается уже почти сорок лет! Нам никогда в ней не выиграть!
Все вокруг принялись кивать в знак согласия.
– Они просто хладнокровные убийцы! – продолжил банкир.
– А вы когда-нибудь встречались с русскими? – спросила его миссис Густафсон. – Работали с кем-то из них? Нет? Ну а мне приходилось, и могу вас заверить: они ничем не отличаются от нас с вами.
В кафетерии воцарилась тишина. Где это она встречалась с врагами и как могла работать с кем-то из них?
Во Фройде всем было всё обо всех известно. Мы знали, кто слишком много пьет и почему, знали, кто мухлюет с налогами и кто обманывает своих жен, а кто живет в грехе с одним мужчиной из Майнота… Единственной тайной оставалась миссис Густафсон. Никто не знал, кем были ее родители или чем ее отец зарабатывал на жизнь. Никто не представлял, когда и как она познакомилась с Баком Густафсоном и как сумела убедить его бросить прежнюю возлюбленную и жениться на ней. Вокруг миссис Густафсон клубились слухи, но они ее не задевали. В ее глазах часто светилась печаль – от потери или от сожалений? И как после жизни в Париже она умудрилась осесть в этом скучном месте?
Я была из тех учениц, которые сидят в первом ряду и всегда поднимают руку. Мэри Луиза, сидевшая рядом со мной, машинально рисовала что-то на парте. Сегодня мисс Хансон, стоя у доски, изо всех сил старалась заинтересовать наш седьмой класс «Айвенго». По другую сторону прохода Робби крутил в загорелых пальцах карандаш. Его волосы – каштановые, как и у меня, – были растрепаны. Он уже водил машину – помогал родным убирать зерно. Робби поднес карандаш ко рту, розовый ластик коснулся его нижней губы. Я могла бы вечно смотреть на уголок его рта.