========== 1. Бастард ==========
Ее отцом был чистокровный волшебник Децимус Калеб Принц, двоюродный брат наследника рода, хозяин во-он того огромного дома, край которого она может видеть из-за прочной изгороди двора, ей мама показывала, когда она спросила, где папа живет.
Та тоже была волшебницей, но всего лишь во втором поколении. Элизабет Нора Фёркли, статная блондинка в прямом и в переносном, то есть, нарицательном смысле, увы, тоже, осиротела во время эпидемии драконьей оспы еще во время учебы в школе.
Половину шестого курса она проплакала, а на седьмом — смертельно влюбилась, забросила учебу, в которой и так не блистала и в результате через полгода после кое-как сданных экзаменов и выпускного, родила дочь. Вот только замуж не вышла.
Молодой папаша, покаявшийся предкам в своей бурной личной жизни и ее внеплановом результате, получил пару фраз главы рода: «Своей кровью и своим семенем разбрасываться не след. Пусть живут рядом».
И вот женщина с ребенком из родильной палаты, откуда ее забрал домовик со знакомым гербом, оказалась в поместье, прямо перед дверью скромного дома, стоящего несколько в стороне, чтоб если что, глаза не мозолил. Их никто не встречал. Женщина растерялась, но тут проснулась и заплакала дочь, и она быстро распахнула добротную, темного дерева дверь. В доме оказалось все необходимое… Покормив и усыпив ребенка, Элизабет бросилась на кровать и разрыдалась.
Вскоре пришел ее Принц, принес какое-то украшение, деньги, и, чем-то отговорившись, ушел. С тех пор она жила, можно сказать от его прихода до ухода. Но о ребенке заботилась на совесть. Кровиночка…
***
Лизбет была влюблена, и это чувство ничто не могло изменить. Ни многочисленные измены ее избранника, которые начались еще во время ее беременности, ни отказ жениться, ни, в конце концов, его женитьба на другой. Любовь слепа…
Она всему находила оправдание. Ему нужна физическая разрядка. Ему нужна чистокровная жена не менее чем с десятком магов в родословной. Ему, ему…
Быстро оправившись после родов, Элизабет начала следить и за собой, она все время ждала своего Принца… А потому в доме всегда было чисто, уютно, и… томно. Как-то она ухитрялась создавать такое впечатление. Характерная статуэтка целующейся пары… Букет с изящными перьями. Шелковые полупрозрачные портьеры телесных и бежевых оттенков. Ваза с пасторальным рисунком. Не кричаще, не вызывающе, как в каком-нибудь борделе, но при том совершенно недвусмысленно. Логово любовницы. Хотя это хорошо чувствовал любой взрослый гость, но никак не ребенок, выросший здесь. А гость здесь был только один.
И ее Прекрасный Принц наконец оценил… И безотказность, и невероятное удобство иметь на все готовую и довольно симпатичную женщину буквально под рукой. С ней даже можно было поговорить — точнее, рассказать что-то, причем даже неприглядное. Она имела удивительный талант обелять любой его поступок, и это оказалось чертовски приятно.
Через месяц он даже подарил ей домовика. Ну, как подарил — отправил, так сказать, в длительную командировку собственного «няня». Эльф, увидев ребенка с чертами Хозяина, был счастлив остаться, тут же приступив к своим обязанностям.
Лизбет была в таком восторге, что его награда не замедлила и, надо сказать, была… весьма горяча. Хотя, прежде всего Децимус рассчитывал на то, что домовик займется ребенком, чтоб тот никому не мешал…
Она и не мешала. Ирма лет с трех начала искренне считать, что ее семья — это мама, домовый эльф Гинти и она. А папа — так, если и приходит, то не к ней. Децимус и своими детьми, когда те появились, не больно-то интересовался, хотя откуда было девочке знать?
Маленькой Ирме повезло в том, что она так походила на отца, иначе вряд ли мать была к ней настолько благосклонна. Глядя на дочь, она видела в ней черты своей любви и потому — берегла, кормила, ухаживала, старалась наряжать. Хотя куда наряжать-то, если девочку со двора не выпускали?
***
Ирму ввели в род, когда ей исполнилось три года. Отец признал ребенка, похожего на него как две капли воды. На него в детстве, конечно. Разве что нос у девочки был… впрочем, тоже вполне фамильным, но все же не шнобелем, а именно таким, каким он должен быть у благородной дамы рода Принц. От матери девочка мало что получила, так что незнакомцы могли бы принять ее за воспитательницу собственной дочки. О фигуре и манерах говорить было рано, как и об уме. Хотя, если присмотреться подольше и повнимательней, стало бы ясно, что и тут она в отца. Повезло.
Мать беспокоило одно: дочь росла слишком спокойной, никаких выбросов, ничего. При мысли, что девочка — сквиб, у нее просто руки опускались. А все было просто: эльфийская магия помогала снимать напряжение и равномерно развиваться собственной магии ребенка. Отец успокаивал: в их семье способности часто проявлялись довольно поздно, около десяти лет.
Они не нуждались ни в чем — еду приносил домовик, он же прибирался, мать раз в неделю куда-то уходила и возвращалась с покупками, иногда у нее появлялись новые украшения и тогда она подолгу просиживала перед небольшим трюмо. Сыты-одеты-обуты. В клетке. Но и среди птиц немало тех, кто прекрасно там живет… еще и поют неплохо.
Единственное, чего хотелось Ирме уже где-то лет с трех — это еще раз побывать в том замечательном доме или хотя бы выйти за забор. Большой, каменный, высокий (для ребенка), он закрывал, казалось, все самое интересное. Но домовик всегда был тут как тут, отвлекая, уговаривая, в конце концов, просто усыпляя. Лучше всего получалось отвлечь разными картинками — так девочка познакомилась с книгами. И уже где-то около четырех лет начала довольно бегло читать. Снова повезло, на этот раз в том, что Принцы неграмотных слуг не терпели.
Она навсегда запомнила, как однажды мама попросила ее немного почитать отцу: его удивление, а главное — он потрепал ее по голове и назвал умницей. Может быть, если она будет еще умнее и еще лучше станет читать, он однажды обнимет ее, как маму?
***
Беда пришла быстро и неотвратимо: отец заболел и сгорел всего за несколько дней. Через пару недель вслед за ним ушел его брат со всей своей семьей. В Мунго даже болезнь определить не успели. Или не смогли? А может, это все-таки было проклятие? Гадай — не гадай, все равно не вернешь.
Гесперия София Принц, в девичестве Гамп, стала регентом при малолетнем наследнике. С тех пор госпожа особо не стеснялась.
Элизабет пришлось работать. Умела она не так чтоб много, да и учеба, особенно в конце, прошла мимо девушки, думавшей только об одном. Но сварить зелье по рецепту аккуратно и приличного качества она могла.
Вот только хозяйка никогда не была довольна. Лиз, как та начала называть свою недобровольную помощницу, доставались самые неприятные и опасные ингредиенты. Так что она, несмотря на защиту, часто возвращалась с повреждениями: ожоги, царапины, которые не заживали неделями — аптечка была в Большом доме, но идти туда значило нарываться на неприятности. Не то, чтобы скандал… но Лиз предпочитала как можно дольше обходиться своими силами.
Вещи ветшали, по ночам приходилось кое-что перешивать для довольно быстро растущей девочки — Элизабет подурнела так, что ревности у хозяйки больше не вызывала. Но денег попросту не стало. Один только раз мать собрала все украшения, часть оставшихся монет и ушла в банк. А потом, плача, обнимала Ирму и говорила что-то о наследстве, которого кот наплакал и проданный дом. Ирма тоже плакала. Ей было жалко кота. А потом пожалела и маму…