Спустя два поколения мальчик–царь Иосия почувствовал ностальгическое желание восстановить храм и возобновить исполнение древних религиозных обрядов. В то время святой град Божий был позабыт. В его храмах красовались идолы, его жрецы занимались блудом во славу своих богов, солнцепоклонники приносили жертвы изображению коня. В соседней долине родители сжигали первенцев на костре, пытаясь умилостивить Ваала. Священные книги были потеряны, Бог Авраама, Исаака и Иакова, Бог Моисея превратился в пустой звук. Священники, роясь в развалинах, обнаружили «Книгу завета» — по всей видимости, какую–то часть Второзакония.
Главы 22–23 4–й книги Царств передают эту драматическую историю очищения храма и такого обновления, какого, быть может, еще не знала история. Царь плакал, раздирая на себе одежды, и приказал вернуть народ к закону Моисееву. Свою религиозную реформу Иосия завершил тем, что собрал весь народ и приказал праздновать пасху. «Потому что не была совершена такая пасха от дней судей, которые судили Израиля, и во все дни царей Израильских и царей Иудейских» (23:22). Моисей не вошел в Землю обетованную, но его дух жил в ней, возвращая надежду, жизнь, спасение потомкам тех, кого он привел к границам этой страны.
Второе событие описано в Новом Завете. Иисус хорошо знал текст Второзакония. Подвергаясь искушению в пустыне, он трижды цитировал эту книгу в споре с Сатаной. Позднее, в один из самых торжественных моментов Своего служения, Иисус поднялся на гору, чтобы встретиться там с Отцом. Его лицо преобразилось после этого, как преобразилось когда–то лицо Моисея после общения с Богом. «Вид лица Его изменился, и одежда Его сделалась белою, блистающею» (Луки 9:29).
Петр и Иоанн отшатнулись, ослепленные. Голос зазвучал с небес, и внезапно на горе перед учениками предстало два титана израильской истории. Они сразу же узнали Илию, того неистового, творившего многие чудеса пророка, о возвращении которого мечтали все иудеи. И рядом с ним стоял Моисей. Оба дружески беседовали с Иисусом.
Петр настолько разволновался, что как–то неуклюже попытался предложить построить кущи на этой горе, чтобы удержать здесь небесных гостей. Иисус, успокоив учеников, повел их обратно, вниз с горы. Чудо придало Ему новые силы и мужество, чтобы встретить ожидавшие Его тяжелые дни.
Этот эпизод содержит одну подробность, о которой часто забывают христиане, но которая должна быть дорога каждому иудею: в этот миг любви и милосердия сбылась наконец заветная мечта Моисея. Он стоял на вершине горы посреди Земли обетованной. И впрямь, Господь помнит «пыльных», помнит их всех — и первых, и последних.
Глава четвертая.
Псалмы: переизбыток духовности
Если для одних людей псалмы стали источником духовного наставления и утешения, то других они изумляли и озадачивали. Эти древние молитвы преисполнены ярости, страсти и тайны.
Я должен кое в чем признаться. Годами я избегал книгу Псалмов. Я знал, что для многих христиан псалмы — самая любимая часть Библии. Церковь включила эти стихотворения в свою обрядность, и английский язык полон поэтических выражений, заимствованных из книги Псалмов. По сей день псалмы включают как приложение во многие издания Нового Завета, т.е. они входят в самое ядро нашей веры. И все же, как я ни старался, я не испытывал удовольствия при чтении Псалтыря.
Многие мои знакомые прибегали к этой книге как к своего рода домашней аптечке. Если вы чувствуете депрессию — читайте Псалом 37, если плохо со здоровьем — Псалом 120. У меня так никогда не получалось. Словно по чьему–то злому умыслу, я непременно натыкался на такой стих, который не только не улучшал мое состояние, но и усугублял его. Мартин Марти уверял, что более половины псалмов довольно «угрюмы», и я, берясь за эту книгу в мрачном настроении, непременно попадал на самый что ни на есть угрюмый. «Дней лет наших семьдесят лет, а при большей крепости восемьдесят лет; и самая лучшая пора их — труд и болезнь» (Псалом 89:10).
Однако такое отношение к псалмам меня смущало, и как–то летом я решился на эксперимент. Мне предстояло провести июнь в Брекенбридже, штат Колорадо. Этот город расположен на высоте двух миль в Скалистых горах. Там красиво, как на открытке. Я решил, что я буду каждый день подыматься рано поутру, отъезжать от города на несколько миль в пустынные, не тронутые цивилизацией места и там читать по десять псалмов подряд. Я рассчитывал, что восход солнца в горах и великолепный пейзаж, на фоне которого будут происходить мои размышления, сокрушат наконец ту стену, которая вечно препятствовала мне проникнуть в смысл псалмов.
Каждый день я слышал, как птицы приветствуют восход, и видел, как солнце окрашивает снежные пики сперва в розовый, затем в оранжевый и, наконец, в ослепительно белый цвет. Однажды утром я сидел возле озера и смотрел, как трудится семейство бобров, выстраивая целый каскад плотин. В другой раз прямо передо мной прошествовал олень, чьи рога были украшены десятью отростками. Он склонил голову, чтобы напиться из горного ручья. Как хорошо было бы, если б этот опыт изменил мое отношение к книге Псалмов! Я сохранил прекрасные воспоминания от этого отпуска, почувствовал новый прилив благоговения. Но чтение Псалтыря скорее разочаровало, нежели вдохновило меня.
В особенности я терялся оттого, что, верный своему решению, я читал десяток псалмов подряд. Все они противоречили друг другу. За песней, исполненной мрачнейшего отчаяния, следовал псалом парящей радости, словно певцы, составлявшие сборник, пародировали диалектический принцип Гегеля. К примеру, в первый день этих упражнений я воспарил духом при чтении Псалма 8:
Луна, серебряный кружок на фоне голубого неба, висела над горным пиком высотой более четырех километров. Той ночью Млечный Путь казался освещенным шоссе, проложенным через все небо. Посреди величия и великолепия этого горного пейзажа я готов был вместе с автором псалма дивиться привилегированной роли человечества в драме творения.
Следующий псалом подхватил эту тему, он восхвалял вечную власть Бога, Его справедливое правление,
Его милосердие к угнетенным и утверждал, что мы всегда можем положиться на Господа. Но вдруг настроение внезапно переменилось. Я уже приближался к завершению утреннего урока, как вдруг наткнулся на потрясающие слова:
От этого вопля автор псалма переходит к гневному описанию нечестивца и требует, чтобы Бог сокрушил «мышцу нечестивому и злому» (9:36). Чувство благоговения, блаженный покой были грубо нарушены. Помимо прочего, я вычитал в комментарии, что Псалмы 8 и 9 могли первоначально составлять один текст, так что противоположные интонации должны были создавать напряжение внутри самого стихотворения.
И дальше, день за днем, я натыкался на такие же вопиющие противоречия. Вместо того чтобы начать свой день в состоянии мирного и спокойного благочестия, я словно летал на американских горках, то погружаясь в бездны отчаяния, то достигая небес хвалой, — и все это в течение одного часа. В сочетании с разреженным горным воздухом и утренней чашкой крепкого кофе все это доводило меня до легкого головокружения, которое не проходило и в течение дня.
После недели таких духовных упражнений я столкнулся с очередной проблемой. Мне показалось, что тексты начинают утомительно повторяться. С какой стати понадобилось включать в Библию все 150 псалмов? Разве 15 не хватило бы, что передать все основные идеи? Я продолжал ежедневно сражаться с десятью псалмами, но, покидая Брекенридж, я любил эту книгу еще меньше, чем прежде. Эксперимент провалился. Как подобает верному представителю евангельской церкви, я возложил вину за неудачу на себя, а не на святую книгу.