– Давай же мы поможем им это сделать?
– Как?! – Вероника смущена и удивлена одновременно. Как же мило она умеет распахивать глазки.
– Ну ты же с Ольгой болтаешь постоянно, – теперь и я чуточку смущаюсь, и думаю, после пройденных приключений, вряд ли что-то способно смутить меня всерьёз. – Ты же знаешь, что они друг другу нравятся.
– А тебе это зачем? – Вероника смущается сильнее и делает вид, что разглядывает папоротник и заросли полыни.
– Ну я ж со Стёпкой болтаю. Вечно болтаем о вас. – Мне теперь нечего стеснятся, я сильный духом, и прежние страхи становятся смешными и неловкими. – Я говорю ем, что ты мне нравишься, а он говорит, что ему – Ольга.
– Ну да, – кивает Вероника. – Оля мне то же самое говорит.
– Давай заставим их поцеловаться.
– Как???
И я рассказываю девочке план действий.
В общем, я придумываю игру, когда одна пара должна повторить всё, что делает другая. Некоторое время Веронику приходится уговаривать, потому что она стесняется целоваться при свидетелях, но в конце концов она ломается.
По нашему возвращению игра вступает в свои права. Стёпка и Оля играют против меня и Вероники. Каждая пара задаёт действия по очереди. Сначала каждое движение кажется нелепым. Стёпка с Олей построили бабочку, мы с Вероникой живо повторили её. Потом я предложил надеть чужую обувь на уши. Вероникины кроссовки чуть было не сорвались, точнее – левая. Наверное, раковина левого уха у меня меньше. Оля со Стёпкой долго пытались повторить, но таки получилось. После, конкурирующая пара хитроумно сплетали пальцы, а мы за ними повторяли. И уже на следующем ходу я закончил изобретать велосипед и поцеловал Веронику. Девочка всё же чуточку смутилась, засмеялась и спрятала лицо в коленях.
Не забуду красный румянец на лице Оли и растерянное выражение лица Стёпки, которое так и кричало: Oh my God! Почти пять минут наши конкуренты кривлялись, шутили, стесняясь прильнуть друг к другу.
Оля вопила:
– Вероника, мы дуры, надо было их в пару поставить, а нам с тобой играть.
Стёпка кряхтит:
– Что ещё за грязные инсинуации, – но при этом улыбается.
А потом они целуются. Очень неумело. Вероника хихикает, а я смотрю и чуть не плачу. Я не просил Тварей меня так мучить. Я не хочу знать, что завтра утром не увижу растрёпанного друга в огромных очках с чёрной оправой на пороге его дома, когда зайду и приглашу погулять.
И тут я вскакиваю и начинаю громко смеяться, а потом прыгать как сумасшедший. Смеюсь очень долго, что мои друзья смотрят на меня как на сумасшедшего. Пусть смотрят, им не понять, что вместо смеха из моего горла доносятся бесслёзные рыдания.
Потом мы ещё много чего делали в этой игре, и Стёпка ещё много раз целовался с Ольгой, а потом внутренняя тревога нажала во мне кнопку СТОП. Я увидел солнце. Оно уже не слепило глаза, не жарило, а медленно пробиралось к горизонту.
Смотрю на телефон – полностью заряженный, – а там почти шесть вечера. У меня остаётся два часа, и сердце подвисает. Я не хочу уходить отсюда. Вот не хочу, а надо. Меня ждёт Андрей.
– Надо домой, – говорю. – Мать сказала, чтобы я к ужину не опаздывал.
Если я всё-таки кардинально изменю своё решение, то, наверное, впервые вернусь домой к ужину вовремя. И впервые за весь день во мне живут сомнения.
Мы медленно движемся по выученной наизусть дорожке. И если Стёпка исчезнет из моей жизни, походам по ней придёт конец. Если только с Андрюшкой изредка, но мне не хочется делить наше место ни с кем другим, кроме Стёпки. Даже с братом.
Велосипеды, словно смирённые лошади, катятся сбоку от нас, мы молчим. Вид у Стёпки вдохновлённый, глаза горят, в зрачках сияет блеск.
– Слушай, я хочу с тобой поговорить, – тихо произношу.
– Не надо, – вдруг отвечает Стёпка и улыбается.
– Но…
– Давай завтра.
Завтра! Завтра уже не будет, дурак ты очкастый!
– А что, сегодня будем молчать? – хмуро спрашиваю.
– Будем молчать… Тёмка! – Стёпка бросает велик, подбегает к краю дороги и падает спиной в заросли клевера. Крылатый взгляд друга устремляется в небо. Стёпка раскидывает руки в стороны, а потом начинает ими елозить по земле, будто делает снежного ангела. – Я самый счастливый человек сегодня. На всей земле!
Кротко улыбаюсь и вдруг посылаю всё нафиг. Телефон отключаю и прячу в карман. Извини, Андрюшка, но моё место рядом с другом. Я не знаю, что будет завтра. Проснусь я в двадцать третьем, как и мой брат или проснусь в двадцать четвёртом вместе с ним, но мне не хочется взваливать на себя бремя выбора. Если суждено Андрюшке быть бифуркатором – пусть будет. Если мы унесёмся с ним дальше по течению времени, а Стёпка останется здесь – пускай. Но я буду знать, что несправедливый выбор лежал не на мне.