— Алло? — с готовностью откликнулась Ксения Васильевна.
— Это Федя. Передайте, пожалуйста, маме…
— Федор?! Тебя разыскивает Станислав Львович! — вскричала соседка.
— Зачем? Чего ему надо?
— У него что-то срочное! Пропуск на студию уже заказан!
— Мне нужно в группу, — сообщил Фет отцу. — Вечером буду у тебя.
Он вышел на улицу и услышал, что в голове гудит мотоциклетный мотор. Все тело прыгало и вибрировало изнутри, будто под ребрами крутили гигантскую карусель.
Подходя к студии, он машинально провел рукой по лицу и обнаружил, что на щеках выступила щетина — первая щетина в его жизни. Фет постарался выйти за пределы собственного тела и представить себе, как выглядит, — волосы немыты и кажутся темнее, чем есть на самом деле, штаны и рубашка мятые, будто бегали всю ночь отдельно от своего хозяина. «И ладно, — решил он про себя, — гении и должны быть такими. Потому что весь мир против них».
Он получил пропуск и отдал его беспалому вахтеру.
— Знаешь, как все это называется, парень? — пытливо спросил его дедок, подготавливая свою коронную фразу.
— Мудявые ожидания, — опередил его Фет и проскользнул через вахту.
Но оказался неправ.
— Когда мечты сбываются! — выстрелил в спину вахтер.
Фет отмахнулся от посланной пули, сообразив, что так звался один неудачный фильм из его детства, — про какую-то девушку с бензоколонки, которая вышла замуж за принца.
— Ты что, всю ночь делал уроки? — спросил его дядя Стасик.
Он сидел за столом комнаты 305, вытянув вперед деревянную ногу, и правил шариковой ручкой сценарий, который и без того пестрел замечаниями и сносками.
— Я вообще уроки не делаю, — ответил Фет.
— А как же ты будешь сниматься в моем фильме, не делая уроки?
— Так меня же того… Бортанули!
— Пробил. Пробил я тебя, — и Станислав Львович вычеркнул ручкой очередной диалог.
Все это было слишком фантастично, чтобы сойти за правду. Фет стоял мрачный, насупленный и не находил в душе сил, чтобы лезть на стенку от радости.
— К битлам поедем? — только и спросил он.
— Поедем, — пообещал дядя Стасик.
Фет уже хотел ретироваться, потому что любые слова в этой ситуации были лишними. Но все-таки не выдержал.
— А что, я в самом деле так хорошо играю?
— Играешь ты ужасно, — сообщил сквозь зубы Станислав Львович.
— И на гитаре?
— Здесь я не специалист.
— Тогда зачем… Зачем все это?
— В тебе есть что-то. Внутри. Майский жук в спичечной коробке. Нужно помочь ему выйти наружу.
— Понимаю, — ответил Федор.
Он вспомнил, что в детстве подходил к березе и тряс ее за ствол. Было это в насаженном скверике недалеко от Северного входа ВДНХ. Майские жуки со стуком валились на землю, как спелые орехи.
— А ведь это вы… Вы отправили в Лондон мою запись?
— Какую запись? — спросил режиссер-коммунист.
Фет понял, что его так просто не расколоть, это была гвардия сталинских соколов, бравшая любые крепости и не любившая на этот счет излишней рекламы.
— Тогда я пойду, — сказал мальчик. — Что от меня требуется?
— Сиди на телефоне и жди дальнейших указаний.
Федор, не прощаясь, вышел в коридор. Навстречу ему спешила женщина трудной судьбы. Складки платья ее развевались, как на фее, вокруг головы синел ареол сигаретного дыма.
— Станислав Львович поручился за тебя партбилетом! — прошептала она в ухо Федору.
— Ну и зря, — заметил мальчик.
«Если мне надо сидеть на телефоне, — думал Фет, уходя со студии, — то, следовательно, нужно иметь крепкий телефон, чтоб на него взгромоздиться. Для этого надо возвращаться домой».
Он представил себе, что сидит на телефоне, как на горшке.
— Уже? — спрашивает из коридора мама.
— Нет еще, — важно отвечает Фет.
Так происходило давным-давно, в пятиметровой комнате двухэтажного барака, где они жили до переезда в студийный дом.
Но возвращаться к Лешеку не хотелось. Можно было сидеть лишь на другом телефоне, например, на телефоне в клубе, но как тогда позвонит дядя Стасик? Чувствуя, что не в силах разрешить эту алгебраическую задачу, Федор вступил в свой двор.
Увидел, что навстречу ему идет отец, а за ним бегут бездомные дворняжки, три рыжих шавки, преданно заглядывающие в глаза. Отец вынимает что-то из кармана своих штанов и бросает им. Это окровавленный кусок мяса. Собаки начинают драться за него, лаять и выть. Из детской песочницы поднимается желтая пыль.
— Идти мне домой или нет, как ты думаешь? — спросил родителя Фет.
— Часа через два, — сказал Николай, обтирая о штаны остро заточенный нож. — Когда все кончится.
Не объясняя своих слов, ушел через подворотню на улицу.
Мимо пробежал парень из пятого подъезда, долговязый и с зеленым лицом, имени которого Фет никогда не знал. Кличка его была Огурец.
— Там человек… На карнизе! — сообщил он.
По-видимому, на внешней стороне дома, выходившей к конечной остановке 48-го троллейбуса, творилось что-то необыкновенное. Фет решил последовать за Огурцом, тем более что этим он оттягивал позорное возвращение праведного пасынка к блудному отчиму.
Прошел подворотню. Увидал у тополей небольшую кучку встревоженного народа. Граждане задрали головы вверх, подставляя солнцу лбы, и поначалу Фет подумал, что они высматривают какого-нибудь попугая или другую экзотическую домашнюю птицу, вылетевшую на волю через форточку.
— Сейчас упадет! — донеслось до его ушей.
Фет поглядел в небо.
На балконе пятого этажа стоял Лешек в пижаме. Он держался левой рукой за пах. Даже издалека было заметно, что штаны его забрызганы чем-то красным. Отчим, по-видимому, решил спрыгнуть вниз, потому что перелез через перила балкона и пробовал ступней воздух, как пловец пробует гладь воды — с недоверием и поеживаясь.
— Алеша! — истошно и нервно крикнули над ухом. — Алеша, открой дверь!
Фет узнал голос, это была его мать.
— Он запер дверь на цепочку и не открывает! — объяснила она собравшимся.
Зачем объяснила? Что, это были ее друзья или народные заседатели в горсуде?
— Надо вызвать пожарных! — заголосила толпа, и кто-то уже ринулся к телефону-автомату.
— Зачем пожарных? Он же не горит, — подал голос Федор.
— И пожарных, и милицию, и «неотложку»! — не согласилась мама. — Не надо этого делать, Алеша! — снова крикнула она в синеву. — Жизнь прекрасна, слышишь?! Я давно тебе все простила!
— А простил ли я тебе? — вдруг раздался голос с птичьей высоты.
Наступила тягостная пауза. Мама передернула плечами, будто выходила из теплой воды на холодный воздух.
— Он тебе чего-то не простил, — уточнил низкорослый мужичок в кепке, наводя театральный бинокль на интересующий его балкон.
— Простил ли я тебе, что никогда не получал удовольствия? — прокричал Лешек.
И эхо от дома многократно повторило последнее слово: «…вольствия», «…ствия», «…я».
— Но это же интимная тайна! — попыталась устыдить его мама. — Как ты можешь?
— Да не кончал я, не кончал! — заорал с балкона отчим. — И ты не кончала! Никто в этой стране не кончал!
— Он сошел с ума, — повернулась она к окружающим. — Вы видите, мужчина бредит!
— Почему бредит? — заступился за Лешека интеллигентный гражданин в шляпе. — Зачем нам замазывать противоречия? Плохо поставлено в нашей стране удовольствие!
— Ну и подлец ты, Лешек! — прокричала мама в небосвод.
— Что? — не расслышал он.
— Подонок! — уточнила мама. — Иуда! На кого ты нас оставляешь? добавила она.
— На кого придется! Кто вас возьмет, на того и оставлю!
— И совесть не будет мучить?
— Ни капельки!
Он отодвинул руку от своего паха.
— Кровоизлияние! — ахнули в толпе.
— …Мам, слышишь, мам? — Фет дернул ее за руку и прошептал в ухо: Это еще можно пришить. Это — у собак! В случае чего, можно заказать протез, как у дяди Стасика!
— Замолчи, идиот! — отмахнулась в угаре женщина, ничего не поняв. — Ну и прыгай! — заорала она в вышину. — Если ты такой подонок, то прыгай!