Редакция WSJ по итогам саммита ЕС 28 июня сетовала: «Положение Меркель как ключевого лидера ЕС ослаблено Макроном, который позиционирует себя в качестве нового проевропейского выразителя идей и устроителя соглашений». На самом деле упомянутое Мезебергское соглашение от 18 июня, хотя и характеризовалось в Le Figaro как «победа Макрона», содержало только одну фразу об общем бюджете еврозоны, вступающем в силу через три года (с 2021) в размере десятков миллиардов евро, а не сотен миллиардов, как предполагалось планами Аттали, с оговоркой, что общий бюджет предназначен только для управления кризисными ситуациями. Пункт о миграции сводился к трем тезисам о работе мигрантов на родине, усиление контроля внешних границ и пересмотре системы предоставления убежища, то есть ни на какую дополнительную либерализацию Меркель не поддавалась, и Le Figaro констатировала, что Меркель и Макрон «не смогли существенно продвинуться по мигрантам».
На самом деле антитурецкие тезисы правых не могли ни укрепить безопасность Германии, ни укрепить ее геополитический статус. Тот факт, что часть депутатов турецкого происхождения «обнимались с Эрдоганом», мог рассматриваться как Меркель, так и Урсулой фон Ляйен как геополитический плюс в аспектах как договоренностей по контролю миграции, так и взаимодействия в Афганистане после саммита НАТО – особенно учитывая импульс Вашингтона к консенсусу с Анкарой. Более того, согласие Вашингтона на передачу сирийского Манбиджа турецкой стороне с блокированием «курдского коридора», – были направлены именно в пику флирту Парижа с курдами.
Скандал с BAMF в Бремене был результатом не бдительности правой оппозиции, вдохновленной послом Гренеллом, а мероприятий разведывательного сообщества. 24 июня Jerusalem Post цитировала отчет БНД и Ведомства защиты конституции под заголовком «Общинный центр Аль-Мустафа поддерживает ливанскую «Хизбаллу» путем сбора пожертвований». Речь шла о расследовании бременского подразделения контрразведки, в рамках которой производилась проверка в местном BAMF. Германские спецведомства отреагировали на вашингтонский сигнал: после успешного утверждения Помпео и Хэспел они были готовы выполнять указания, даже если бы речь шла не о счетах «Хизбаллы», а о счетах Volkswagen в иранских банках.
Однако Елисейский дворец, со своими видами на мировое влияние вплоть до центральной роли в индо-тихоокеанской оси, рассчитывал использовать как потенциал прогрессистского медиа-мэйнстрима, так и противоречия между правыми – и не только в Германии. Свой вывод о перехвате Парижем инициативы в миграционной проблематике WSJ сделала после того, как Макрон достиг согласия с новым итальянским правительством по пресловутым «платформам высадки» на ливийской территории, несмотря на разные политические ставки в Ливии. Макрон и его команда сыграли на давней предубежденности Рима к Берлину – и именно после этого Зеехофер, осознав, что в разговорах об германо-австро-итальянской оси его просто «разменяли», отказался от демонстративной отставки. Это был тот же Макрон, который на совместной пресс-конференции с Меркель 8 июня упрекал неназванную страну в эгоизме, имея в виду Италию, отказавшуюся принять судно с беженцами. Для коварного «обвода» Берлина у команды Макрона был совершенно конкретный лоббистский повод: в канун саммита G7 на съезде ЕНП глава фракции Манфред Вебер объявил о своих претензиях как «шпитценкандидата» на пост главы Еврокомиссии, на котором Макрон хотел бы видеть своего человека.