‒ Кого?
Мама выпрямилась. Сдвинула брови.
‒ Ивана Степановича, вы же с ним…
‒ А, дядю Ваню! ‒ Я вовремя сообразил, о ком идет речь. ‒ Но он же не нянькой с нами идет! Он, чисто, контрольный орган.
‒ Именно, что не нянькой!
Мама закончила с бельем, добавила вязаную кофту и оглядела комнату, словно в поисках того, чем бы еще наполнить мой рюкзак.
‒ Куртку тебе положить?
Я замотал головой.
‒ Мам, я на себе.
‒ Я теплую дам.
‒ Мам, куда мне теплую? Конец апреля. Посмотри, какая теплынь! Я бы вообще в футболке одной…
‒ Я тебе дам ‒ в футболке! ‒ пригрозила мама. ‒ Возьмешь синюю, с капюшоном.
‒ Она ‒ жаркая!
‒ Потерпишь. Спички нужны?
‒ Это уже Мишкина забота, ‒ сказал я, пытаясь приподнять рюкзак за лямки.
‒ Куда? ‒ Мама хлопнула меня по тыльной стороне ладони. ‒ Рано! Ничего еще не собрано! Мишка Мишкой, а у тебя своя голова на плечах! Мишка твой тоже не Сократ. ‒ Она заходила по комнате, ныряя в ящики комода и шкафа. ‒ Все ему куда-то надо.
‒ В Крупяновку.
‒ Хоть в Москву. Значит, носки ‒ две пары, бинт, вата, йод, аспирин… Шарф. Да, я дам тебе термос, только ты с ним будь поосторожней. Гэдээровский. Разобьешь колбу, даже не возвращайся!
‒ Может тогда лучше без него? ‒ осторожно спросил я.
‒ Ты мне поговори!
Мама сбегала к кладовке и вернулась с банкой китайской свинины и банкой самодельного салата из капусты и огурцов. Китайская тушенка в мерах безопасности не нуждалась, потому что находилась в жестяном корпусе, а вот салат получил обмотку из шарфа. Рюкзак был пересобран. Пока мама искала термос, я взвесил в руках то, что мне светило тащить до самой Крупяновки, и мысленно взвыл.
Потом взвыл в голос:
‒ Ма-ам! Куда я такую тяжесть?
‒ Ничего не тяжело! ‒ крикнула из кухни мама. ‒ Вы два дня будете в походе!
Я поворошил рюкзачное нутро и наткнулся на пакет с перловкой, зашуршавшей в пальцах.
‒ А перловку зачем?
‒ Знаешь, какая каша на костре получается?
‒ Мы не будем костер разжигать!
‒ Будете, ‒ заявила мама. ‒ Что я, тебя не знаю что ли? Или Мишку твоего? Кстати, возьмешь маленькую кастрюльку.
‒ Что-о?
‒ И сделай из проволоки ручку для нее. Повесите на рогатину, перловку с тушенкой сварите.
‒ Ма-ам!
Уговоры и мой псих были бесполезны. В результате я сделал ручку и получил кастрюлю прибавком ко всему набору, что уже ждал меня в рюкзаке. В термос был залит горячий сладкий чай. В обкладке из газет и полотенца гэдээровский сосуд поместился у горловины. Мама затянула шнурок.
Ты готов, Вова!
Увидев меня утром, Мишка несколько прибалдел. Мы встретились у старого деревянного моста, что был уже непроезжий, но для пешеходов вроде еще годился. Мост вел в Людовиновку и в Кармановку, которая находилась выше по течению Зыи. Светило раннее, заспанное солнце. Мишка обошел меня кругом. Я с пухлым рюкзаком, навьюченный мамой как в последний поход, явно представлял собой нечто диковинное и ни разу не виданное.
‒ Ну, Вован, нет слов, ‒ только и сказал Мишка.
Рюкзака у него не было, только спортивная сумка с длинными лямками, которую легко повесить на плечо. Все, что там, похоже, уместилось, это трусы да майка. Ну, может, еще бутылка лимонада.
‒ Мой рюкзак нести будем по очереди, ‒ сказал я.
Мишка оценил угрожающий тон моего голоса.
‒ Без проблем. Час ‒ и меняемся, ‒ сказал он. ‒ С моей стороны тоже не все гладко.
‒ В смысле?
Мишка наклонился к моему уху.
‒ Дядя Ваня все же пойдет с нами, ‒ проговорил он, словно передавая пароль.
‒ И где он? ‒ спросил я, оглядываясь.
‒ Во-он, ‒ кивнул Мишка, на застывшую на середине моста фигуру.
‒ А ему-то чего в Крупяновку?
На мой вопрос последовало пожатие плечами.
Мы пошли. Дерево моста поскрипывало под ногами. В щели между досками, в разошедшиеся стыки пролетов, сквозь балки и перекрытия было видно, как под нами, метрах в трех, темным потоком бежит вода. Щели казались большими. Неверный шаг ‒ и ага. Хотя мне с моим рюкзаком провалиться, пожалуй, было невозможно, а вот застрять ‒ только в путь. Ручка кастрюли упиралась под лопатку.
Дядя Ваня, несмотря на погоду, был в ватнике. Серые штаны, кирзовые сапоги, кепка. Из всего снаряжения при нем имелась лишь палка, приспособленная для ходьбы. Получалось, что в нашей небольшой группе экипирован по-походному был только я.
Как дурак.
‒ О, Вовыч, ‒ дядя Ваня отлип от шатких перил и пожал мне руку, как взрослому, ‒ куда собрался?
‒ С вами, ‒ хмуро ответил я.
‒ Мы ж по деревням.
‒ Это все мама.
Дядя Ваня потер нос рукавом ватника.
‒ Мама ‒ это святое. ‒ Он улыбнулся железнозубым ртом и подмигнул. ‒ Ну, что, щеглы, в полет?
‒ В полет! ‒ ответил Мишка.