«Медсестра» поправила волосы, открывая вид жабр на шее. Какого черта! До ужаса правдоподобно. Убежать! Только Марья даже пошевелиться не могла, опутанная слабостью так, что словно парализовало.
— Добро пожаловать в сказку, и мой совет — постарайся получить удовольствие, — улыбнулась «медсестра», обнажив тонкие острые зубы, похожих на острые кинжалы.
У пленницы кружилась голова, и сознание медленно и верно покидало ее, и точно эхом донеслось:
— Одноглазое Лихо любит приучать глупых девочек, — «медсестра» рассмеялась звонким смехом, похожим на перезвон тысячи колокольчиков. Над Марьей махнул русалочий хвост, или почудилось?
Мнение о сказках у нее явно изменится.
Комната с высокими потолками, грубой отделки, в металлических клетках, подвешенных к потолку цепями, плавились свечи. Марья глубоко вздохнула. Сладкое томление растеклось по телу, и внизу живота, точно напряженный клубок нервов, вызывал жар и зудящее желания ощущения заполненности.
Возбуждение накрыло ее. И себя не коснуться, чтобы излить напряжения. Марья дернулась, веревки больно врезались в запястья: руки связаны за спиной, ноги тоже зафиксированы. Она обнажена. Все попытки потереться бедрами, чтобы получить разрядку провалились, только от смазки между ног стало мокро. Дыхание вырывалось учащенное. Слишком сладко. Слишком. На пределе.
Она — покорное готовое блюдо, желающее только разрядки, излить эту мучительную истому. Марья вертелась, пытаясь унять ставшее болезненным возбуждение. На краю сознание молоточки стучали, что надо убраться, спасаться и действовать… но предательская пелена похоти накрыла с головой. Вырвался стон, похожий на жалостливый скулеж. Чем больше она извивалась, касаясь половыми губами простыни, тем больше становилось желание, но разрядка не приходила. От отчаянья и безысходности хотелось реветь и кричать. Кожа стала особенно чувствительная, каждое движение — только усиливало сладкую пытку. До слез изводило саднящее удовольствие.
В комнату из окна запрыгнул волк, словно сошел с фантазийных картин, не хватало только нереальной огромной луны. Таких крупных в природе не существовало, мощные лапы могли в один удар выбить дух, шерсть черно-стального цвета, и на морде отчетливо выделялись сияющие синие глаза.
Страх сковал Марью, но не притупил сильное возбуждение.
— Ты кто? — почти беззвучно прошептала она.
— Я — Серый Волк и ты, Марья, вляпалась, — произнес он человеческим голосом, цедил слова. — Теперь расплачиваться придется.
Ее пробил озноб, дрожь прошлась по позвоночнику и стрельнула в темечко. От ужаса сковало мышцы и дыхание замерло. Волк встал на задние лапы оперся об кровать, возвысился над Марьей. От него, на удивление, пахло травами, лесом после дождя и дикими ягодами.
Марья отползла к спинке кровати, коленками пытаясь прикрыть свою наготу. Взгляд волка пронзительный и хищный, самое страшное, как бы дико это не звучало, человеческий. Он разглядывал так жадно, что захотелось прикрыться, стыд обжигал щеки. Молоточки застучали. Бежать. Спасаться. Страшно. Но навязчивые мысли сводились к другому: почувствовать бы в себе член, отдаться. Сладко и томительно. Дико. Глубокий вздох вырвался стоном. Как же стыдно. Это неправильно.
Черное марево, как дым, накрыло волка, раздался треск, ломающихся костей. Силуэт страшного гостя выгнулся дугой, он менялся, появились другие очертания. Благодаря фильмам Марья смогла дать, точное определение монстру — перед ней стоял оборотень, ноги полностью волчьи, виднелся хвост, все что выше пояса принадлежало человеку. Свет свечей выгодно подчеркивал рельефный торс. Марья не смогла не отметить, что легкая небритость на лице шла оборотню, и внешность не портили даже выпирающие клыки. Знакомые глаза сияли синевой в полумраке комнаты. Но будто черное пятно стояло в памяти на их владельце. Марья интуитивно чувствовала, что уже его видела.
— Идиотка. — Серый Волк злился, в такие минуты ему надо напоминать себе, что он играет за хороших. Девица не осознавала последствий своего поступка. Вот вроде с детства талдычат же — не брать чужого. Волк с гневом прорычал: — Ты хоть понимаешь последствия несанкционированного входа? Сколько возни, из-за женской глупости и любопытства.