На такой философской основе складывается негативное отношение к превращению тела в товар. Тело, обладая истинной, присущей ему ценностью, не имеет цены. На этом тезисе основывается, с одной стороны, запрет на рассмотрение тела субъектом как объекта контракта, с другой — невозможность для каких бы то ни было третьих лиц использовать его как объект сделки.
Инстинктивная эмоциональная реакция отвращения, которую вызывает отношение к телу как к простому объекту обмена, — это важный показатель, открывающий в опыте онтологическое и нравственное богатство, которым наш здравый смысл наделяет нашу телесную природу. Придание телесной природе онтологической и качественной значимости исключает возможность применения чисто экономического критерия, исчисляемого в денежных знаках.
И потому, если человеческое тело как ценность не имеет «цены», то есть не подлежит продаже, единственной возможностью «обмена» становится «дар», вписывающийся лишь в рамки безвозмездности, солидарности, альтруизма, и когда речь идет о живом теле, возможно установить условия, связанные с согласием и зашитой субстанциональной целостности донора, как это предписывается этикой пересадки органов.
Таким образом, возникает фундаментальный принцип уважения достоинства тела, из которого следует принцип невозможности коммерциализации тела.
Это относится, прежде всего, к живому человеческому телу (телу в его совокупности или к отдельным его элементам, будь то органы, ткани, клетки, которые суть составные части целого), но применимо и к неживому телу как к «памяти» о ценности человека в его былой, телесной, природе.
Конечно, есть существенное различие, имеющее свои степени, вытекающее из того, идет ли речь об индивидууме (как в случае торговли детьми или живыми эмбрионами) или же об органах и тканях. Но нам кажется, что уважение к человеческому достоинству должно быть препятствием для всех форм торговли.
Когда речь идет о проданных или купленных людях, мы вспоминаем о рабстве или проституции. Нам необходимо получше присмотреться к тем явлениям, которые как–то связаны с такого рода рынком и сравнимы с ним. Тот, кто вчера был рабом, которого многие считали лишенным ценности как личность и за которым не признавалось человеческого достоинства, сегодня может быть эмбрионом, который замораживается и используется для опытов. Ибо, если исходить из персоналистической антропологии, зародыш и эмбрион обладают ценностью личности.
Если говорить об органах и возможной торговле ими — этой проблеме и посвящена в первую очередь литература, обсуждающая проблемы коммерциализации тела [152], и ею же занимаются комитеты по биоэтике, как, например, тот же французский, — то недозволенность такою рода торговли бросается в глаза (даже если, на первый взгляд, и кажется, что не происходит ничего серьезного), и это относится не только к злоупотреблениям, которые можно установить, но и к органам, которые связаны с личностью, и потому дозволенным может быть, и то лишь на определенных условиях, только их дарение.
Я бы не проводил субстанционального различия между органами и тканями, что берутся у живого человека. Те же части у трупа — даже если исходить из того, что труп не является личностью, — сохраняют свое символическое достоинство как res sacra (святое) и память о живом.
Разумеется, непростительно то, что происходило в Англии во времена Anatomy Act, когда в 1809–1813 годы тысячи трупов осквернялись и продавались по частям в лаборатории потрошителями тела (body smatcher), a в колониях еще существовало рабство.
Мы вполне могли бы согласиться с тем, что было заявлено Национальным консультативным комитетом по этике и наукам о жизни и здоровье (Comité Consultatif National d'Ethique pour les Sciences de la Vie et de la Sante) в его «Мнении о некоммерциализации человеческого тела» («Avis sur la non–commercialisation du corps humain»). [153] В этом документе, который является составной частью исследования общей проблемы отношения между биоэтикой и деньгами, французский Национальный комитет заявляет о недопустимости коммерциализации человеческого тела, обосновывая это его субъективным, то есть необъективируемым, статусом («тело не есть вещь», — много раз повторено в этом документе). На этой основе декларируется, что «ни человеческое тело, ни части человеческого тела не могут ни продаваться, ни покупаться». Таким образом, запрещается «торговля отдельными частями зародышей, эмбрионов, гаметами, тканями, клетками».
152
P. Manga, A commercial market for organs? Why not, «Bioethics», 1987,1 (4), с 321–338; L. R. Kass, Organs for sale? Propiety, property and the price of progress. «The Public Interest», 1992, 107, с. 65–86; S. Nespor — R. Santosuosso — R. Satolli, Vita, morte e miracoli, Milano, Feltrinelli, 1992, с. 149 — 165.
153
Comité Consultatif National d'Ethique pour les sciences de la Vie et de la Santé, A vis sur la noncommercìalisation du corps humain, 13 декабря 1990.