Мальчик Олег до перемещения уже был подростком, конечно, думал о девушках, даже пробовал крутить легкие романчики. Красивый, спортивный, отличник и активист, он не был обойден вниманием слабой половины человечества. Но сейчас биологические часы отмотались назад, и организм еще не испытывал физической потребности, а чисто эмоционально было не до этого.
Перспектива допроса у самураев нации суперсадистов испугала, наверное и Мальчиша-Кибальчиша. Тем более в знаменитом фильме, что после пыток у него и синечка на лице не расписали.... Но почему, они действительно поднимаются таким архаическом способом... Тренируются, что ли? А может диверсия партизан испортила все лифты? При этой мысли Кашалотову стало полегче. Самурайка тоже видимо устав от бега начала ноготками щекотать мальчику Олегу еще достаточно нежную, не огрубевшую от босохождения пяточку.
Сначала это вызывало смех, а далее перешло в подобие пытки, даже глаза у мальчишки заслезились. Но наконец, они оказались в верхнем отсеке, где обычные белые стены тюремного сектора сменила бонищенская роскошь. Красиво все, как в Эрмитаже, и тоже много зеркал. Юная самурайка скинула с себя Кашалотова и принялась поправлять себя прическу, и строить в зеркале рожицы. Мальчик Олег при падении немного ушиб колено, да и расчесанная острым ноготком левая ступня дико зудела. Тем не менее, он вдруг ощутил в себе душевные силы держаться прямо и поднять выше голову. - Надо и он проявит стойкость молодогвардейца на фашистском допросе. Докажет и что мальчишка двадцать первого века не уступают своим сверстникам из двадцатого!
Старшая надсмотрщица сердито толкнула, его в спину и тут же придержала, чтобы юный пленник не улетел вперед, ноготки впились кожу, выступила кровь. Юный пацан Олег, нетвердо держась на ногах, попробовал отшутиться:
- Веревка на шее тоже надежная поддержка, причем без всяких условностей!
Декорация
Надсмотрщица схватила Кашалотова за подбородок, и приподняла на вытянутой руке, легко оторвав от пола. Челюсть сдавило клещами, а шею вывернуло, голова была готова оторваться, а ноги беспомощно болтались. Мальчик Олег судорожно схватился за кисть самурайки, пытался разжать пальцы. Та рассмеялась:
- Человеческий детеныш... Глупый лягушонок...
Юная напарница шепнула:
- Хватит, следователь и так заждался.
Старшая тюремщица осторожно поставила мальчишку на ноги и приказала:
- За мной и не звука! Ничто так не укорачивает жизнь как длинный язык!
Вскоре его ввели в кабинет. Двери логова толстые из позолоченного металла, украшенные бегущими побегами, только вместо цветочных бутонов торчали обтекаемые с хищно торчащими дулами башни танков. Владимир машинально перекрестился: "ни чего у них вкусы".
Сам кабинет вовсе не напоминал собой средневековый пыточный каземат. Несколько богато разрисованных ваз с цветами, пара картин выполненных сочными красками, в стиле эпохи возрождения, скорее успокаивающие с яствами царского пира и едва прикрытыми девушками-прислужницами. Явно ручная работа, хотя мазков почти не видно - мастера. И еще большущее кресло, украшенное как трон персидского шаха. На нем сидел очень вежливый интеллигентный мужчина в белоснежном с золотыми звездочками халате. Он был смазлив, рослый и широкоплечий, как впрочем, и все самураи. Говорил он, пожалуй, даже на слишком правильном русском языке, точно, как в словаре ставя ударения, и шлифуя окончания, что лучше всего выдавало в нем иностранца или точнее иномирянина.
После стандартных вопросов последовали более подробные расспросы. К голове, руками и ногам подключили датчики. Последние события настолько потрясли Кашалотова, что он ничего не скрывал. Тем более, когда дядя в халате вежливо предупредил, что за каждую ложь киборг будет давать электроразряд, безопасный для жизни, но очень болезненный.