Несмотря на скудность достоверных сведений, мало какая из биографий викторианцев заслуживает изучения в такой степени, как жизнь Шерлока Холмса. А он, безусловно, принадлежал эпохе королевы Виктории. Хотя ему не исполнилось и пятидесяти, когда скончалась эта монархиня, он корнями врос в викторианский мир, где родился и возмужал.
Мы думаем, будто знаем викторианцев. По контрасту с нынешними противоречивыми натурами, бьющимися над сложностями модернизма и постмодернизма, они представляются нам ординарными и прямолинейными. Застывшие в стереотипных позах, которые навязало им наше воображение, викторианцы выглядят неуязвимыми для страхов и тревог, преследующих нас. Взирая на нас с выцветших до сепии черно-белых фотографий, они твердо осознают свое место в окружающем мире и дышат уверенностью в нем, о какой нам и мечтать не приходится. Однако ничего не может быть дальше от истинного положения вещей.
Любой человек, родившийся, подобно Холмсу, в 1850-х годах и взрослевший на закате викторианской эры, жил в период интеллектуальных и социальных сдвигов и переворотов, не менее драматичных и грозных, чем те, что ознаменовали XX век. Религиозные верования исчезали под натиском новых теорий о человеке и его месте в мире. Британская империя, над которой, по присловью, никогда не заходило солнце, могла казаться вечной, но семена ее будущей гибели были уже посеяны. На мировую арену в качестве соперников гордого Альбиона выходили Германия и Америка. Новые идеологии – социализм, коммунизм, феминизм – уже начали сотрясать устои государства и семьи, на которые опиралась викторианская уверенность в своем будущем и в своей безопасности. Достаточно слегка царапнуть поверхность викторианского самодовольства, и под ней тут же обнажится тоскливый испуг перед быстро и непредсказуемо меняющимся миром.
Противоречия в характере Холмса – отражение противоречий эпохи, в которой он достиг зрелости. В высшей степени рациональный и преданный идее прогресса, он оказывался во власти более мрачных видений и гнетущих эмоций. Привлеченный на службу империи, которая, как он признавал, умом во всяком случае, уже миновала свой зенит, он оставался неизменно верным своим обязательствам перед ней. И все-таки, даже борясь за незыблемость и весомость ценностей эпохи, сам он всю жизнь искал перемен, стимулов, чего-то волнующего. Его личные воззрения – социальные, эстетические, научные – часто приходили в прямое столкновение с теми, которые он исповедовал внешне. Прослеживать Холмса через повороты и спирали его карьеры в 1880–1890-х годах – значит наблюдать, как викторианская эпоха сражается с собственными демонами.
Глава первая
«Мои предки были захолустными помещиками»
Деревня Хаттон-ле-Вересќа расположена на краю йоркширских вересковых пустошей в десятке миль от городка Пикеринг. Вопреки бешеному движению машин по старому тракту, ныне известному как шоссе А-170 на Скарборо, центр деревни за прошедшие полтораста лет изменился поразительно мало. Три-четыре десятка крытых шифером коттеджей, значительная часть которых старинной постройки (есть даже XVII века), все еще располагаются по обеим сторонам автострады. Паб «Зеленый человек» и деревенская церковь Святого Чэда по сей день остаются сердцем деревни.
В полумиле за старинными коттеджами, на самом краю местечка расположен небольшой квартал муниципальных домов постройки 1950-х годов. Возведены они на земле, которую городской совет выкупил после Второй мировой войны у семьи брэдфордских фабрикантов по фамилии Биннс. До середины 1920-х годов там стоял Хаттон-холл, господский дом XVI века.
Фотографии дома, воспроизведенные в майском номере «Кантри лайф» 1922 года, запечатлели деревянно-кирпичный фасад, окна, разделенные натрое изящными каменными средниками, и венчающие крышу затейливые трубы, столь типичные для той эпохи. На снимках интерьеров можно видеть внушительные дубовые панели по стенам и большой камин, украшенный инициалами «RX», восходивший к эпохе Елизаветы I. Все это было еще цело, когда там жила семья Биннс. И там 17 июня 1854 года родился Уильям Шерлок Холмс.
В записях Уотсона Холмс очень редко упоминает свою семью и воспитание, но упоминания эти достаточно ясны и прямолинейны. «Мои предки, – говорит он Уотсону в «Случае с переводчиком», – были захолустными помещиками и жили, наверно, точно такою жизнью, какая естественна для их сословия». Ничего больше он нам не сообщает. Однако известно, что Уильям Скотт Холмс, отец Холмса, унаследовал остатки солидного поместья в Северном Йоркшире.