Перед вечерней прогулкой Павел переоделся в поношенные брюки, которые заправил в короткие сапоги, просторный свитер и старую телогрейку. Этот затрапезный наряд очень ему шел. В нем Пашка показался Ане героем черно-белых фильмов, в которых играли красавцы актеры пятидесятых-шестидесятых годов – кумиры поколения родителей. Таким уверенным в себе парнем, на которого можно положиться. Старомодные костюмы, плохо сидевшие на его богатырской фигуре, в которых он приходил на занятия, уродовали его.
– Тебе не жарко будет в таком виде? – спросила Аня.
– Это тебе будет холодно в куцем плащике, – усмехнулся Пашка. – Посмотрю я на тебя, когда солнце сядет. Чай, не лето.
Холм, на котором стояли Павел и Аня, был весь в зарослях сирени. Гроздья соцветий только начинали распускаться. Постепенно темнело, и закатные лучи солнца уже не грели.
Из глубины куста, совсем рядом с ребятами, послышались робкое пощелкивание, свист, а потом и вовсе заливистая трель.
– Соловей! – догадалась Аня. – А вон еще один.
Павел молча кивнул, снял телогрейку и расстелил ее у куста.
– Давай сядем и послушаем.
Чем гуще становилась темнота, тем больше соловьиных голосов вливалось в общий хор. Вскоре весь холм и соседние холмы звенели, щелкали и заливались трелями на всевозможные лады.
Павел осторожно обнял Аню:
– Не замерзла?
– Вроде нет, – еле слышно ответила она. Ее почему-то била крупная дрожь.
– Руки холодные. – Он взял ее ладони в свои и мягко прикоснулся к ним губами. Потом повернул Анино лицо к себе, нашел в темноте ее губы, медленно провел по ним пальцами, изучая, и прижал к ним свои губы в долгом и нежном поцелуе. Его губы были горьковатыми на вкус. Аня замерла и вся сжалась, не зная, как отвечать. Медленно оторвавшись от нее, Пашка тихо засмеялся:
– А целоваться ты не умеешь. Хочешь, научу? Расслабься, это всего лишь поцелуи.
Он засунул руки девушки себе под свитер и стал целовать ее куда попало – в шею, в ухо, в висок, в щеки. Прижав ладони к его горячей груди, она чувствовала, что его жар передается ей. Потом его губы возвратились к ее губам. Часто дыша, она приняла его поцелуй. Легкие касания его губ чередовались с жесткими и прерывистыми, но почти сразу вновь становились нежными. И ее губам хотелось быть нежными в ответ.
Когда им удалось оторваться друг от друга, усталые соловьи понемногу завершали свой концерт.
– И где вы вчера так долго гуляли? – спросила Марья Васильевна сына, начиная готовить завтрак. Мама у Павла в свои сорок шесть была статной, с круглым скуластым лицом, с которого не сходил румянец. Длинные волосы она заплетала в косу, которую укладывала вокруг головы.
Пашка вскочил с узкого диванчика на кухне, где ему пришлось ночевать, потому что Аня заняла его спальню. Родители размещались в комнате, которую называли горницей. Других комнат в просторном доме не было. Зато была большая русская печь. Кирпичный дом, построенный силами семьи всего несколько лет назад, в точности повторял родовую деревенскую избу, которая раньше стояла на его месте.
– Рядом, на холме. Соловьев слушали.
– Этой весной соловьи заливаются как никогда. И так рано начали, погода теплая. Куда сегодня собираетесь?
– В лес пойдем, там подсохло уже.
– Все равно сапоги резиновые возьмите. И Аня вместо плащика пусть мою плюшевую жакетку накинет. Нечего перед зайцами да лисами красоваться.
– Ну ты, мам, скажешь. Мы недолго, Аня уезжает сегодня. Кстати, как она тебе?
Мария Васильевна поджала губы.
– Сказать как есть? Городская, модная. Много об себе понимает. Ты какое-то слово не так сказал, а она поправила. Не пара вы.
Вековые сосны грели шершавые стволы на ярком солнце. Лес был наполнен щебетаньем птиц и белел полянками ландышей. От лесных ароматов у Ани закружилась голова.
– Ты бледная какая-то. Не выспалась? – озабоченно спросил Павел.
– Угадал. Я всегда на новом месте плохо сплю.
Она действительно долго не могла заснуть. Причиной было не только новое место, но и новые ощущения от Пашкиных поцелуев. Она никогда ничего подобного не испытывала. А ведь в старших классах школы многие ребята и девочки уже умели целоваться и ничего необычного в этом не находили.
– Хочешь, плащ-палатку расстелю, подремлешь? А я твой сон караулить буду. Вон как раз полянка солнечная.
– Нет, спать не буду. Голова разболится.
– Ну тогда просто посидим. А лучше продолжим вчерашний курс молодого бойца. Ты не возражаешь? Только чур не зажиматься.
Бросив плащ-палатку поверх обросшего мхом большого пня, Пашка сел, притянул Аню на колени лицом к себе и стал нежно целовать в губы. Постепенно поцелуи становились все более настойчивыми. Обняв Пашку за шею и закрыв глаза, Аня отдалась новым для себя ощущениям. Между тем его руки расстегнули кофточку, добрались до Аниной груди и чуть сжали упругие холмики. Пальцы легко прикоснулись к соскам и замерли.