— А полковник Грозданов? — спрашивает Николай.
— Что тебе сказать про него? Лиса! Хитрит, изворачивается, темнит — и никаких обещаний. О чем бы ни заговорили — он пас! Армия, видишь ли, нейтральна, ее долг защищать страну от внешних врагов, и не положено ей вмешиваться в политические страсти гражданских лиц. Армия окажет поддержку любому начинанию, которое на пользу отечеству, однако она держится на чинопочитании и дисциплине, без этого она развалится. Армия служит народу, но у нее есть верховное командование, во главе ее стоит министр, и приказы его должны исполняться беспрекословно. Костяк армии составляют военные специалисты, они необходимы любой власти, которая утвердится и возьмет на себя ответственность за судьбу страны. Словом, пусть господа будут спокойны, Пятый полк не станет помехой Отечественному фронту, не нанесет ему удар в спину! Но он не будет мешать и противникам Отечественного фронта, хотя, ха-ха-ха, их песенка спета! — Помолчав, Кузман делает заключение: — Теперь все зависит от нас, понимаешь? Если не замешкаемся, то поставим полковника Грозданова перед свершившимся фактом. Он достаточно прозорлив, чтобы не связываться с такими типами, как Крачунов, особенно когда их суденышко идет ко дну.
На противоположном тротуаре слышны шаги. Николай вытаскивает пистолет.
— Это Елена, — успокаивает его Кузман.
Он машет рукой, и из темноты появляется Елена — озябшая и, кажется, встревоженная.
— В чем дело? — быстро спрашивает Кузман. Елена кивком показывает в сторону сгрудившихся неподалеку домишек.
— Поглядите. Видите, окошко светится?
— Где?
— У меня дома… Уже встали.
— Светает… — неопределенно роняет Кузман.
Она умоляет его тоненьким, елейным голоском:
— Кузман, я на минутку! Мне бы только взглянуть на них, обнять…
— Нет! — решительно возражает он. — Потерпишь еще день-два. А может, всего несколько часов.
— Ты не бойся, никто не узнает!
— И твои не должны знать.
— Они уже знают.
Кузман резко поворачивается — прищур его глаз то расширяется, то сужается — и угрожающе смотрит на Елену.
— Я им звонила, как сошла с поезда…
Кузман, отвернувшись, негодующе говорит:
— Накличешь беду и на себя, и на нас. И вообще, мы на пороге таких событий, что малейшая промашка может дорого обойтись!
Все трое уныло молчат, каждый думает о своем. Во дворе кто-то шумно, нараспев зевает.
— Ну что, Парашкев, кончились марши? — спрашивает Кузман.
— Кончились, — отвечают из-за крылечка убогого строения.
— Что сейчас передают?
— Ничего.
— Ты не выключай радио, пускай работает.
— А виноградник?
— Нынче виноградник может и подождать. Начнут передавать что-нибудь важное — зови меня!
Во дворе опять протяжно зевают. Потом слышно, как хозяин начинает колоть дрова — размашисто, азартно, с уханьем. Верно, эта работа ему по душе.
Откуда-то с соседней улочки вдруг доносится панический крик:
— Держите его! Держите!
Голос Виктора, словно молния, пробивает сердца всех троих.
— Крачунов!..
Кузман срывается с места, за ним — остальные. Слышен топот стремительно бегущих людей. Виктор не перестает горланить:
— Держите его! Держите!..
В неясном свете начинающегося утра угадываются силуэты Елены и Лозева, а впереди них, шарахаясь то вправо, то влево, прихрамывая, бежит рослый, грузный человек. Он норовит скорее пересечь Николаевскую и шмыгнуть за дома, примыкающие к читальне имени Ангела Кынчева. Без предварительной договоренности и приказа преследователи постепенно сжимают кольцо: сзади — Кузман с Николаем, слева — Виктор, справа — Лозев. Вот и Николаевская — торговая артерия города, вот и читальня (на афише название фильма: «Видение на берегу озера»), вот небольшая базарная площадь, где обычно собираются возчики, готовые доставить дрова или мешки с мукой.
— Крачунов, стой! — теперь надрывается и Кузман.
Полицейский, очутившись на площади, мечется между повозками и пустующими лотками. И тут происходит нечто непредвиденное: с противоположной стороны, из-за мечети, внезапно появляется Елена — как она ухитрилась обогнуть читальню, одному богу известно. Девушка бежит прямо на полицейского и стреляет в упор — раз, другой.