– Что русские?
Джон Колвилл чуть пожевал губами, подбирая правильные формулировки. Прослужив у Черчилля много лет, он научился подстраиваться под шефа, имитируя его манеру изложения.
– Положим, Россия самостоятельна в своих решениях и выборе. Иногда это так. Но здесь за русских зачастую играет их пресловутая непредсказуемость. Когда кажется, что их поступки диктуются неизвестными императивами.
– Так уж и неизвестными, – сварливо перебил хозяин кабинета. – По мне, доходящая до абсурда непредсказуемость русских, ставшая притчей, уж не помню с чьей подачи[16], опирается на инстинктивное начало и обусловлена именно неустанными политическими интригами со стороны, скажем так, «просвещённых держав», играющих на своём правовом поле. Мы устанавливаем правила!
– Тем не менее непредсказуемость русских срабатывает…
– Равно как и цивилизованная логика европейских стратегов. То есть 50 на 50. Что ж, варварам не привыкать терять миллионы своих людей. Терять, но в итоге снова возвращать свои территории.
Сэр Уинстон примолк.
Упоминания о территориях лежали на рабочем стеллаже: донесения, отчёты, статистика, карты….
И первым делом, едва пузырь назревающего противостояния прорвало, на аудиенцию в Уайт-холл напросился глава польского правительства в изгнании Стани́слав Миколайчик, с порога огласив поздравления об открытии антибольшевистского фронта.
Британский премьер сразу понял, в чём была цель визита.
«Хотите отбить свою, как там кличут её панове, – Речь Посполитую? (Боже мой, до чего ж корявый язык!) Так вперёд! Оружие предоставим, но британских солдат я туда не пошлю. Всё равно Сталин не отдаст Восточную Польшу, как того бы вам ни хотелось.
Хорошо, если удастся вообще отстоять хоть какую-то суверенную целостность для этого изрядно уже осточертевшего эмигрантского правительства на английской земле».
А назавтра в сводках с фронта появились угрожающие намёки. Внимательный не только к фактам, но и к интонационной подаче, Черчилль сразу отметил эмоциональность формулировок военных, сменивших победные реляции на обтекаемые «отразить, предотвратить, удержать…»
Ощущая, как трудно удержаться ему самому – всегда, когда что-то шло не по плану, его душа рвалась на передовую – сделать то, с чем другие не справились.
«Снять Монтгомери? Тактика которого – методичное прогрызание обороны противника – не оправдалась. Однако и американцы увязли. Немецкие части, наверное, были бы готовы умереть. Но их возможности небезграничны. Русские их бьют… точно по привычке. Буквально перемалывают».
К полудню 24-го британский премьер-министр уже знал, что дело принимает совсем плохой оборот. Самое большее: продвинувшись на десяток километров, части союзных сил были опрокинуты, частью были взяты «в котлы». Попытка 1-й английской армии деблокировать кольца окружения натолкнулись на упорное сопротивление советских войск. Наступление Паттона на юге окончательно остановилось.
Хуже было другое! Дипломатическая разведка донесла о смене настроений Рузвельта в отношении России. Аналитический отдел штаба уже выдал неутешительные прогнозы, что прагматичные американцы готовы отступить, не желая втягиваться в затяжную конфронтацию.
– Янки сдулись, – презрительно выдавит из себя сэр Уинстон, вновь возвращаясь к мрачному пониманию, насколько Британия стала несамостоятельной.
Взятая Эйзенхауэром оперативная пауза, официально подтверждённая, скорее всего говорила об отказе Вашингтона от военного решения большевистской проблемы. По крайней мере, в ближайшей перспективе.
Искушённый в интригах ум премьер-министра пытался отыскать параллельные политические решения. Начиная нервничать и заводиться, крупный и очевидно обладавший лишним весом мужчина в возрасте семидесяти лет с тяжёлыми чертами по большей части мрачного лица вышагивал по кабинету, будто тяжеловесный танк.
Ход мыслей неожиданно вернул его к операции, проводимой Королевским флотом.
«Хотя почему же неожиданно? – Опытный политик знал, как неудачи, возникшие на одном направлении, прикрыть громкой победой на другом поле. Тем более там, где англичане были традиционно сильны, – не скажу, что уничтожение советских рейдеров имеет прямо уж такое судьбоносное значение. Это значение престижа. И такой прекрасный повод продемонстрировать морскую мощь».
Нажав на кнопку вызова, он запросил последние сведения о советской эскадре и все оперативные адмиралтейские наработки.
Справедливости сюжетного баланса следовало бы, пожалуй, взглянуть ещё на одного не менее значимого представителя некогда «Большой тройки».
16
Сделаем вольное допущение к известному и весьма сомнительному апокрифу, приписываемому канцлеру Германии Отто фон Бисмарку: «Никогда не воюйте с русскими. На каждую вашу военную хитрость они ответят непредсказуемой глупостью».