Зацепившись за ее сетования на скуку (она уподобила здешнюю жизнь пустыне), я предположил, что надо бы выйти замуж. Она подняла прекрасные брови.
– За одного из этих кретинов?
Я вздохнул. Такие слова не сулили успеха.
– Вам не нравятся наши денди?
С губ ее сорвался смех, напоминающий звуки, которые издает попугай в перуанских джунглях.
– Кто-кто? В жизни не видела таких кроликов. Просто какие-то трупы, полежавшие в воде… – Она на мгновение замолчала. – Вот что, – продолжила она, – как, по-вашему, писательницы берут своих героев из жизни?
Я опять вздохнул.
– Вчера я читала двадцать шестую главу. Леди Памела на охоте спугнула собак, а сэр Джаспер тут же хлестнул ее нагайкой, чтобы знала свое место. Вот это я понимаю!
Я вздохнул в третий раз. Если женщина ждет не дождется демонического друга, только гениальный торговец подсунет Эрнеста. И все-таки я попытался.
– Один человек, – сказал я, – безумно любит вас.
– Не один, а штук пятьдесят, – возразила она. – Правда, это не люди, а медузы. Какую из заливных креветок вы имеете в виду?
– Эрнеста Плинлемона.
Она снова засмеялась, на сей раз – весело.
– О Господи! Этот, с «деревьями»!
– Простите?
– Вчера он к нам пришел, тетя подтащила его к пианино, и он спел «Но только Бог, о, только Бог способен дерево создать».
Сердце у меня упало. Я не думал, что мой подопечный сделает такую глупость. Надо было предупредить, что именно эта песенка лишает исполнителя последних остатков мужественности. Если бы Чингисхан или гунн Аттила пели «как много гнезд в его кудрях», они показались бы робкими и бесхребетными.
– Словом, – сказала Кларисса, презрительно улыбаясь, – вы назвали того, за кого я не выйду даже ради умирающего дедушки.
– У него гандикап – семь, – напомнил я.
– В каком спорте?
– Я имею в виду гольф.
– Что ж, я в гольф не играю, и меня это не трогает. Этот тип – самый угодливый из всех, а ваши места просто кишат подхалимами. Похож он на креветку с гастритом. Дохлый, чахлый, в очках. Спасовал бы перед… ну, казуаром. А что бы он сделал, если бы на него прыгнул лев?
– Несомненно, повел бы себя как истинный джентльмен, – отвечал я с некоторой сухостью, ибо мне претило ее высокомерие.
– Передайте ему, – сказала Кларисса, – что я бы на него не посмотрела, будь он единственным мужчиной на свете.
Я передал. Мне казалось, что лучше, как-то милосердней, ознакомить его с положением дел, чтобы он не изводил себя пустой надеждой. Отыскав его на седьмом газоне, где он отрабатывал короткий удар, я сообщил ему все, что слышал.
Конечно, он расстроился и, ударив сверху по мячу, загнал его в бункер.
– Заливная креветка? – переспросил он.
– Да. Заливная.
– Не выйдет за меня ради бабушки?
– Дедушки.
– Знаете что, – сказал Эрнест Плинлемон, – видимо, у меня мало шансов.
– Немного. Конечно, если бы вы стукнули ее по голове тяжелой клюшкой…
Он сердито нахмурился.
– Ни за что! Запомните, я ее не стукну. Лучше попробую забыть.
– Да, ничего другого не остается.
– Сотру ее образ из памяти. Уйду в работу. Буду дольше сидеть в офисе. И, – он заставил себя бодро улыбнуться, – в конце концов, есть гольф.
– Молодец, Эрнест! – воскликнул я. – Да, есть гольф. Судя по вашей игре, вы можете получить медаль.
Очки его засияли тем сиянием, которого я жду от моих молодых подопечных.
– Вы думаете?
– Конечно. Только тренируйтесь как следует.
– Уж я потренируюсь! Всю жизнь мечтал о медали. Одно плохо: надеялся рассказывать об этом внукам. Теперь их вроде не будет.
– Расскажете внукам друзей.
– И то верно. Что ж, хорошо. С этой минуты – никакой любви, только гольф.
Признаюсь, подбадривая его, я немного кривил душой. У нас было по меньшей мере три игрока, которые могли его превзойти, – Альфред Джакс, Уилберфорс Брим и Джордж Пибоди.
Однако, глядя на то, как он тренируется, я чувствовал, что не зря приукрасил правду. Упорная тренировка укрепляет душу, и мне показалось, что Эрнест Плинлемон становится все сильнее. Это подтвердил один случай.
Я спокойно курил на террасе, когда из клуба вышла Кларисса, чем-то расстроенная. Прекрасные брови хмурились, из носа вырывался свист, словно из кипящего чайника.
– Червяк, – сказала она.
– Простите?
– Жалкий микроб!
– Вы имеете в виду…
– Эту очкастую бациллу. Стрептококка с фарами. Певца деревьев. Словом, Плинлемона. Ну и наглость!
– Чем он вас так раздосадовал?
– Понимаете, я попросила его отвезти завтра тетю на дневной концерт. А он говорит: «Не могу».
– Дорогая моя, завтра – летний матч на медаль.