Выбрать главу

Ганда хотела сказать Олловейну, что знает, какое существо убивало в эльфийской крепости. Но ее язык лежал между губами, словно выброшенный на берег кит. Бесконечно тяжелый. Мертвый.

Должно быть, она ненадолго задремала. Оцепенело огляделась по сторонам. Она находилась в зале со множеством пюпитров. Ганда чувствовала пульсирующую силу звезды альвов. Звезда, через которую они вошли, находилась всего в паре шагов.

Олловейн стоял на коленях рядом с ней.

— Ты чувствуешь себя достаточно крепкой, чтобы увести нас отсюда?

Лутинка села и помассировала виски.

— Колдовать и пнуть в задницу рогатую черепаху я могу в любой момент, как бы я ни выглядела. — Ей было дурно. Ощущение было, как будто она пила всю ночь. Большой стакан молока с двумя взбитыми яйцами был бы кстати.

В большом круглом зале горели лишь две масляные лампы. Обе стояли на довольно большом расстоянии от них. В слабом свете пюпитры были похожи на большие прямоугольные щиты. Их окружал целый легион воинов-теней. Ганда усмехнулась. Глупость какая!

Послышался глухой хлопок. Олловейн обернулся. Звук доносился из просторного коридора, который вел отсюда вглубь библиотеки. Казалось, с полки упала какая-то книга.

Лисьехвостая невольно вспомнила о Квальбаме III и его дурацких историях о книгах. Несправедливо, что кобольд мертв. Он умер, потому что знал ее. Умер, потому что она ему доверяла.

Мастер меча достиг коридора. Внимательно огляделся по сторонам.

Лутинка схватилась за край ближайшего пюпитра и поднялась. На ногах она по-прежнему стояла нетвердо. Когда же это наконец закончится? И когда она избавится от этих страшных головных болей?.. Краем глаза Ганда заметила движение. Она потеряла равновесие. Что-то коснулось ее. Кобольдесса покачнулась и завалилась набок. Над ней возвышалась огромная тень. Клеос! Он был вооружен длинным посохом, на концах которого красовались лезвия кос.

— Ты меня напугал… Ты… — Ганда хотела опереться и снова встать, но жгучая боль пронзила левую руку.

Минотавр наклонился и что-то поднял. В его огромных лапах предмет казался крохотным.

— Подними правую руку вверх, и я подарю тебе жизнь.

Лутинка так запуталась, что хотела уже послушаться, когда увидела, что именно поднял бывший хранитель знания. Это была кисть руки.

Ганде стало дурно. Она посмотрела на свою левую руку. Полумрак мешал разглядеть, что произошло. Рука заканчивалась обрубком. Это ее руку поднял Клеос.

Несмотря на то что Ганда видела культю, рассудок отказывался признавать очевидное. Ее рука… Как же так?..

— Руку! — грубо потребовал Клеос. — Ты…

Минотавр крутнулся вокруг своей оси. До ушей Ганды донесся металлический звон. Там, где сталь ударилась о сталь, вверх взметнулся сноп искр.

Пугающе быстро вращался посох с клинками. Олловейн пригнулся. Удар, предназначавшийся ему, разделил надвое тяжелую столешницу. Минотавр и эльф кружились в смертоносном танце.

Этому Клеосу не нужен был костыль. Ганда сомневалась, что прежний Клеос смог бы сражаться с такой ловкостью. Несмотря на то что в темноте она мало что могла разглядеть, лутинка была уверена, что у этого минотавра голубые глаза. Произошло именно то, что предсказывал Олловейн. Враг диктовал ходы. Они выбыли из игры. Убийца знал, что они придут сюда.

Только теперь Ганда заметила, что сидит в темной луже. Культя почти не болела. Странно. Она могла рассматривать обрубок без отвращения. Почему-то казалось, что это на самом деле не ее рука. Ее рука заканчивалась кистью! А эта изувеченная — не ее!

Лутинка неловко оторвала полоску от подола платья. Нужно остановить кровотечение.

С грохотом рухнул на пол тяжелый пюпитр. Минотавр пнул пульт; тот заскользил по гладкому полу. Вместо того чтобы увернуться, Олловейн запрыгнул на него, удержал равновесие, расставив руки в стороны, и одним прыжком оказался на следующем пюпитре.

Клеос рассек посохом пустоту, описал им широкий круг и успел отразить удар слева, нацеленный в шею. Быстро, словно барабанный бой, сталь ударяла о сталь.

У Ганды совсем помутилось в голове. Слишком много времени потеряла она, наблюдая за дуэлянтами. Нужно было позаботиться о руке, хоть она и не воспринимала обрубок как часть себя. У нее была красивая рука…

С некоторым трудом лутинке удалось обмотать культю тряпкой. Пришлось держать один конец ткани зубами, чтобы сильно затянуть повязку.

Тряпка тут же пропиталась кровью. Теперь дала знать о себе боль. Даже малейшее прикосновение к ране было подобно удару раскаленного ножа. Ганда задрожала. Зубы ее стучали. Стало гораздо холоднее.