Забубенный кивнул и почему-то вспомнил не к месту очередную мудрость, что приписывали народу: «Старый конь борозды не портит».
В этот момент два других отрока Черняй и Митяй приволокли к Савраске связку копий богатырских, что замотана была в суровую тряпицу так, чтоб с двух сторон с коня свесилась и ходу его не мешала. Пыхтя от натуги, они водрузили военный груз на Савраску. Приняв его, бедная лошадь осела почти на полметра, но как ни в чем не бывало, продолжала пощипывать травку.
Григорий с сомнением воззрился на отрока Изю.
— Так ты говоришь, что она и меня стянет?
— Стянет, не боись. Савраска наша кобыла сильная. Полезай давай на нее, а то вон ратники старшие уже на подходе. Скоро двинемся.
Забубенный бросил косой взгляд на приближавшийся отряд во главе с воеводой и снова воззрился на Савраску.
— А седло? А стремена? А уздечка?
— Седла Савраске не положено. Она людей не возит, — доступно объяснил отрок, — а управлять ей не надо. Она дорогу знает. Сама пойдет. Полезай, короче, а то свяжем и бросим как мешок через холку.
Бравый механик понял, что настал момент истины. Ощущение было таким же, когда ты не уверен в себе, но сдаешь на права. А рядом сидит недовольный жизнью гаишник, которому ты не дал взятку. И от него зависит, быть или не быть тебе драйвером. Короче, хуже не бывает.
Григорий осторожно приблизился к Савраске и зашел с правого бока. Лошадь не выказывала пока никаких агрессивных намерений. Механик осмелел и положил ей руку на широкую спину, которая по середине разделялась мощным обтянутым кожей хребтом. Поискал по забывчивости стремена, но опять не нашел. Ощущения изменились и стали острее. Теперь он словно стоял в самолете перед открытой дверью, смотрел на бесконечно далекую землю и думал о том, что парашют может не раскрыться, а ему надо прыгать.
— Поспешай, Григорий, — окликнули его сзади голосом бравого воеводы, который успел приблизиться со всем отрядом к месту действия и теперь, сидя в седле, наблюдал за ковбойскими трюками Забубенного.
И механик решился. Он подтянулся, двумя руками уцепившись за выпиравший хребет животного, изо всех сил оттолкнулся ногой от связки копий и прыгнул вверх. Земля ушла из-под ног: парашют все не раскрывался. Спина оказалась теплой, но потной. Некоторое время покачавшись на хребте туда-сюда, Забубенный решил, наконец, принять вертикальное положение, но не удержался, соскользнул и рухнул вниз головой с другой стороны Савраски. Животное даже не шелохнулось, лишь коротко покосилось глазом на нечто, мешавшее ему жевать траву.
Со всех сторон послышался здоровый смех ратников.
— Нет, это не половец. Те с конями за раз управляются, — раздался голос Данилы.
— Да, похоже, ты прав, — согласился с ним воевода, — Эй, паря, давай влезай быстрее. Негоже князя заставлять ждать, он ведь и осерчать может. А мне, моя буйна головушка еще не надоела.
Григорий отчего то сразу вспомнил про вездесущий кол, и ловкости у него резко прибавилось. Он поднялся, обошел лошадь и снова попытался на нее взобраться. С третьей попытки он водрузил свое измученное тело на хребет Савраски, лихо обхватив ее округлые бока ногами, словно потомок Буденного, и упершись подошвами в связки копий. Хотя бравый командарм вряд ли согласился бы ездить без седла, ибо мог в пути отбить себе все самое дорогое. Забубенный тоже об этом подумал, но выхода не было, оставалось надеяться на тихоходность серой лошадки.
— Ну, чего стоим-то, — поинтересовался окрыленный успехом Григорий, — Уж вечер близиться, а до Чернигова вашего, сколько дней пути?
— Сколь надо, — туманно ответил воевода, и, повернув коня своего к лесу, приказал остальным, — Данила, впереди со мной ты да Никола с Курей, остальным держаться вместе, лес темный впереди, ну а что надобно делать отрокам, они про то ведают.
— А мне чего делать? — уточнил Забубенный.
— А ты за холку держись, — посоветовал Путята проезжая мимо, — а то, ежели упадешь отроки ведь невзначай и зарубить могут, подумают, что утечь ты решил, паря. А я с тобой еще разговор не кончил. Он у нас еще долгий впереди, если повезет тебе.
— Ну, я, конечно, постараюсь, — кивнул Григорий, — Но за вашу Савраску отвечать не могу. Старушка уже не в своем уме, немного.
— А ты не за нее, ты за себя думай, — сказал воевода и отдалился.
Названные бойцы устремились за ним, а Данила среди них оказался тем самым знаменосцем, которого Забубенный узрел одним из первых в этом странном мире. Савраска, заметив шевеление вокруг себя, пришла в движение и подняла голову от земли. От неожиданности Григорий чуть опять с нее не свалился, но, вспомнив про наставления Путяты, вцепился, что было сил в холку. Савраска, между тем, вырулила на курс и мерным шагом устремилась за авангардом. Основная часть ратников княжеских ехала впереди, за воеводой. Позади Забубенного виднелись только легковооруженные отроки, которым было велено не спускать с него глаз.
Положение пленника было не очень приятным, но положение «сидя на колу» прельщало механика еще меньше. Хоть и в чужом времени, а помирать все равно было не охота раньше срока. Поэтому Забубенный как неглупый мужик решил приноровиться к обстановке. Прежде всего, следовало научиться ездить верхом. Савраска для начала подходила неплохо, потому что шла не быстро, но ее хребет все равно то и дело прогибался под всадником, и часто это происходило неожиданно. Поэтому механику приходилось все время находиться в напряжении, вцепившись руками в холку, а ноги уперев в связки копий. В конце концов, он нашел положение, при котором его многострадальный зад чуть реже соприкасался с хребтом животного, очень скоро показавшимся ему тверже дерева. Это положение Забубенный гордо окрестил про себя «стоя в стременах». Проболтавшись таким манером не меньше часа, за который он умудрился ни разу не свалиться, он уже ощущал себя лихим кавалеристом, или, по меньше мере опытным наездником. Спустя еще час или около того, он уже был уверен, что в его жилах течет кровь еще не родившегося Буденного.
Между тем, отряд, покинув деревню, почти сразу углубился в замшелый лес. Только слегка приноровившись к ходу Савраски, которая, похоже, всю жизнь передвигалась на автопилоте, Григорий стал иногда бросать короткие взгляды на окружавший его мир. Вокруг был лес густой, да поросшая мхами земля. Солнце, клонившееся к закату, едва пробивалось сквозь густые ветви, освещая узкую тропинку, по которой ехали воины черниговского князя. Кони ратников, ступая на мягкую землю, вязли, а Савраска под двойным грузом вообще уходила в нее чуть ли не по колени, потому отряд весь двигался вперед не быстро. Воевода то и дело покрикивал на своих вояк, поторапливая их. Видно, его на самом деле князь ждал, который в случае опоздания по головке не погладит.
Впрочем, Забубенного это в данный момент жизни совсем не интересовало. Он думал о том, будет ли скоро привал, ибо если его в ближайший час не предвидится, то он рискует все-таки отбить себе самое дорогое. С этой мыслью он буравил взглядом алые плащи ближайших всадников, сидевших себе спокойно в седлах, да болтавших о всякой всячине. Седла у них были, конечно, убогонькие. В своем времени Григорий видел седла и покруче. Но, жить можно. И ездить можно. А вот ему даже на тихоходной Савраске без седла приходилось туго. Слава Богу, хоть связки копий, притороченные по бокам, имелись. На четвертом часу скачки механик приноровился на некоторое время вставать на них, давая отдых задней части тела, которая была более привычна к мягким сиденьям автомобилей, а потому уже ныла и болела. Радовало лишь одно, от такой тренировки попа скоро должна была закалиться, и стать крепче стали. Если удастся выжить, потом можно хоть на кактус садиться, все будет нипочем.
И вот когда новоиспеченному кавалеристу Забубенному стало уже все равно, в каком мире помирать в своем или в древнем, прозвучала команда «Встаем на ночлег». В это мгновение Григорий подумал, что воевода по-своему не такой уж плохой человек. В глубине души сохранилось в нем что-то доброе и душевное. Видно, походная жизнь не располагала к нежностям, а также излишней заботе о ближнем. Но за команду «Встаем на ночлег» в этот миг Григорий уже готов был простить ему все измывательства над собой.