Сам поучает мирян, чтоб были благочестивы и послушны и богу, и церкви, и князю. Пишет Алексий простым людям послания, укоряет их, что во время богослужения нет у них благопристойности, семечки да орехи грызут, зубоскалят!
И еще великая забота у Алексия: наставлять малолетних княжичей. Прежде всего — Дмитрия, старшего, на него надежда.
Вот сидят они, княжичи, перед ним, каждое слово ловят.
То торжественно звучит голос митрополита, когда говорит он, что земля русская до полона татарского удивляла людей красотами многими — озерами светлыми, реками, холмами высокими, дубравами частыми, полями дивными, зверьми различными, птицами бесчисленными, городами великими, селами дивными, садами монастырскими, домами церковными, князьми грозными, боярами честными, вельможами многими…
То сникнет голос митрополита, и от слов его, что стала земля, благословленная богом, пустой, что сожжены города прекрасные, что кровь русская, как вода, землю напоила, заноют сердца у мальчиков, станут серьезными их лица. Недвижные княжичи слушают чуть дыша.
— Почему же Русь не устояла перед Ордою? — Внимательно смотрит Алексий в ясные лица княжичей.
— Потому что каждый русский князь сам по себе, — говорит Дмитрий.
— Верно! Верно, княжич!.. — И Алексий в волнении ходит по комнате, рассказывает, как подошел Батый к земле Рязанской, как рязанские князья, видя несметные полчища татарские, послали к князю владимирскому гонца с просьбой о помощи, но не дождались ее рязанцы. Сжег Батый Рязань, а за ним Владимир, Москву, Киев.
И заставляет митрополит мальчиков запомнить скорбные слова, что осталися от городов русских только дым и пепел, что погибла светло светлая и украсно украшенная земля русская, что каждый в отдельности князь Орду не сокрушит, что в раздорах слабость. А была бы Русь единой, сладила бы с Ордой.
— Вон какой храбрый был новгород-северский князь Игорь! — захлебываясь, почти кричит Дмитрий. — «Хочу, — сказал он, — сломать копье на границе степи Половецкой с вами, сыны русские, хочу или сложить свою голову, или напиться шлемом из Дона». И полки у Игоря храбрые. Но одолели их половцы. А все потому, что не было между князьями помощи, что врозь развеваются их знамена.
— Верно, княжич! — Алексий доволен, обнял мальчика. — Предрекаю тебе, слышишь, Дмитрий: ты соберешь под свое знамя русских князей и поведешь полки на Орду татарскую. И все вы, три брата, всегда вместе будьте, плечо к плечу — и в радости и в беде.
Иван и Володимер, — сказал он, обращаясь к младшим, — слушайтесь старшего брата Дмитрия во всем.
Уже сейчас готовит митрополит княжичей к битве грядущей. Крепит дружбу между братьями. Поэтому-то после кончины князя Андрея, умершего, как и его брат Семеон, от черной смерти, чумы, живет в Москве подолгу и частенько маленький Владимир, князь серпуховской.
Пока московские старейшие бояре думали да прикидывали — везти ли в Орду к хану своего малолетнего князя, ехать ли самим, время летело, словно у него были крылья быстрой птицы, словно бежало с кем-то наперегонки.
Прошла осень. Растаяла весной зима. Кончился первый месяц лета, когда в Москве узнали, что в стольном граде Владимире сел по ярлыку хана на великокняжеский престол суздальско-нижегородский князь Дмитрий Константинович. Да не в пример великим князьям-москвитянам, жившим со времен Ивана Калиты не во Владимире, как положено, а в Москве, Дмитрий Константинович покинул свой Суздаль, обосновался во Владимире и намеревался пребывать в нем до конца дней своих.
Опять собрались бояре в Думной палате.
Пришел и митрополит, привел князя Дмитрия.
Шумно в душной, низкой комнате, щедро нагретой летним солнцем. Попрекают друг друга бояре, укоряют:
— Упустили великое княжество! Остался Дмитрий без ярлыка.
И оправдание нашли: смута в Орде, один хан сменяет другого, перешагнув через труп поверженного.
— Кого одаривать? — кричали друг другу старейшие бояре. — Кому кланяться? С утра один властитель, а к вечеру другой. К кому ехать, если сын не щадит отца, брат брата?
И как бы в подтверждение их спора в скором времени пришли из Орды в Москву новые вести: хан Неврус, что дал ярлык на великое княжение суздальско-нижегородскому Дмитрию Константиновичу, убит. Новый хан Хидырь ждет к себе на поклон всех русских князей.