Центурион сдал назад и начал что-то объяснять Лабиену тихим голосом. Было видно, как сильно напряглись у него на шее жилы и быстро задвигалась обычно неподвижная челюсть. Потом Геренний нахмурился и покачал головой. Его новый друг остался недоволен услышанным. Лицо Лабиена пылало от гнева, но центурион покачал головой добавил и отъехал в сторону. Через какое-то время легат принял решение.
– Шестьсот сестерциев. И прямо сейчас, – дрогнувшим голосом произнёс он. Было видно, что эти слова дались ему с трудом, потому что он не собирался уступать, но, видимо, центурион успел объяснить ему, почему Лаций держит нож за лезвие и что будет дальше, если он бросится на него с мечом. Лабиену ничего не оставалось, как согласиться.
– Получишь вечером, – похлопав рукояткой по ладони, ответил Лаций и потянул лошадь влево. Старый мерин дёрнул повозку и поплёлся следом. Снова заскрипели колёса, и позади повисла напряжённая тишина. Лабиен остался справа, и Лаций какое-то время следил за ним краем глаза, но потом расстояние увеличилось и он пропала из виду. Повернуться – означало показать свою неуверенность. Этого Лаций позволить себе не мог. Он опустил голову на грудь и некоторое время ехал молча, внимательно прислушиваясь к звукам за спиной. Но ничего, кроме скрипа повозки, слышно не было.
– Они уехали, – раздался вдруг чей-то тонкий голос. Он резко повернулся и увидел большие чёрные глаза, смотрящие на него из-под накинутой на голову ткани, широкие брови и тонкий нос с горбинкой. Особенно запомнились трепещущие от страха тонкие ноздри красивого носа. У этой девочки было необычное лицо, и она явно отличалась от остальных своей внешностью. – Они уехали, – повторила она. Лаций оглянулся и увидел удалявшиеся фигуры всадников. Улыбка невольно тронула его губы, и он ответил:
– Ты – хорошая девушка. Как тебя зовут?
– Эриния.
– Молодец Эриния, поехали. Там твой отец ждёт.
Увидев своих дочерей, несчастный Аарон расплакался, как ребёнок. Старое лицо вытянулось вниз подобно высохшему финику, и по изборождённым морщинами щекам потекли крупные слёзы. Он долго всех обнимал и целовал в лоб. Мать вела себя более сдержанно. Обняв детей, она никуда их не отпускала, и они жались к ней, как маленькие гусята к гусыне.
– Я не забуду тебя, благородный человек! – сквозь слёзы произнёс отец. – Мы все тебя не забудем.
Лаций не стал ждать, пока чувства отца успокоятся и, пожелав удачи, направил своего коня в сторону городских ворот. Какое-то время он ещё слышал обрывочные слова благодарности, которые тот с трудом выговаривал, стараясь облагодетельствовать всех будущих детей и потомков своего спасителя, но потом и они смолкли.
Отдать деньги не пришлось, так как обман Лабиена выяснился сразу по возвращении в лагерь. В том, что тот не придёт за деньгами, Лаций был уверен. Этот легат был дерзким только когда чувствовал за спиной силу или покровительство. Но он никогда не решался выяснять отношения один на один.
Вскоре Лаций забыл об этой встрече, но богини Парки, вьющие нить его судьбы, завязали в здесь узелок, чтобы через какое-то время снова свести с высокомерным легатом и его другом центурионом в другом месте.
ГЛАВА ПАДЕНИЕ ДВУХ КРАССОВ
Вскоре в этих местах должны были начаться песчаные бури, поэтому войска стали постепенно возвращаться на север, в Антиохию. Но Марк Красс не спешил. Он хотел показать сыну несколько храмов в Иерусалиме, где, по его сведениям, статуи богов были сделаны из чистого золота и щедро украшены драгоценными камнями. Лаций насчитал пять храмов. Легионерам начали строить большие повозки, чтобы вывезти тяжёлые скульптуры богов. Гастаты Варгонта и ветераны Мария обычно сопровождали их потом в портовые города, где грузили на корабли и отправляли в Рим.
В храме Афродиты, который был последним в этом списке, произошло неприятное событие, и легионеры, ставшие его невольными свидетелями, потом часто рассказали об этом остальным воинам в большом лагере.
В тот день Красс показывал своему сыну огромные статуи Зевса, Геры, Аполлона, Венеры и ещё десятка греческих богов. Все они были сделаны из чистого золота. Глядя на них, глаза консула светились от алчности и удовольствия, и, подходя к ним, он ласково проводил рукой по тёплой поверхности жёлтого металла, повторяя: