Свет раскрылся за плечами принца широкими, будто драконьими крыльями, обнял его, обволок сияющим плащом.
Бенедикт умышленно отослал лекарей от постели принца, понял Гевин, чтобы однажды Андуин прибегнул к своим способностям. Раскрылся. Бенедикт знал, что принц станет упорствовать. И он упорствовал, он терпел так долго, что Безликий не мог ждать и дальше.
Зрение стало возвращаться.
Вспышка погасила огонь. Черные разводы сажи очерчивали круг на полу. Серебряная дрожь, будто мелкий туман, сохранившая ему жизнь, рассеялась. Андуин более не глядел на него.
Обагренный кровью клинок в руках принца источал рубиновое свечение. Теплое, обволакивающее сияние клинка хлынуло вверх по руке Андуина, а затем окутало его искалеченное тело. Теперь не было нужды сдерживаться, утаиваться. Слишком долго принц не решался помочь самому себе.
— Кто ты, Андуин? — прошептал Безликий. — Кто ты и почему тебе ведомо управлять Светом так, как никому иному? Ты сделаешь это вместо меня. Ты разомкнешь оковы Света, которые держат Древнего Н-Зота. Все это время Древний Бог ждал тебя, Андуин Ринн.
Глава 15
Вершить предначертанное
Конечно, Тарион перекинулся обратно в человека. Верховному друиду Малфуриону не занимать дара убеждения. Завидев черного дракона, друид расправил бирюзовые крылья и поравнялся рядом. Несколько едва уловимых движений пальцами, и волшебные древесные корни оплели его крылья, шею, тело и хвост. В последнюю очередь они добрались до пасти. Малфурион не знал, что ему не стоит опасаться огненного дыхания, Тарион до сих пор не освоил его, но друид не впервые сражался с драконом. А вот Тарион с друидами сражаться не привык. Особенно одновременно с Лейтенантом Древних Богов.
Аль-Акир не давал ему спуску. Стихия ветров бушевала на Лунной Поляне. Сам Лорд на Поляне не появился, это немного упрощало ситуацию. Аль-Акир держался поблизости, возможно, в Зимних Ключах или в Оскверненном Лесе. Он, разумеется, не мог ступить в Хиджал, иначе Рагнаросу стало известно бы о его присутствии.
Древесные корни, оплетавшие Тариона, пахли землей и сыростью. За окном, как и в хижине, в которой Малфурион распорядился закрыть его, было темно, и Тарион казался себе заживо погребенным. Где-то за этими стенами шаманы и друиды обращались к стихии с просьбами успокоиться, снизойти. Деревянный домик стонал и ходил ходуном. Стихия, разумеется, не собиралась успокаиваться, уж это Тариону было известно.
Боль не беспокоила его, и он мог мыслить даже в облике человека, поскольку быстро понял, какую ошибку допустил до этого. Он напрямую обращался к Аль-Акиру, и лорд ветров без труда сокрушил его человеческое сознание природным могуществом. Тарион мог противостоять этому в облике в дракона, но не в облике человека, а тем более связанного. Для Аль-Акира он был, что приманкой в уже захлопнувшейся мышеловке. Приходи и бери.
Поэтому он решил опробовать иное решение. Будь у него в запасе больше времени, он для начала наладил бы отношения с верховным друидом и обрел свободу. Затем скрылся бы от Аль-Акира, чтобы вернуться к их спору несколько позже. Но времени не было. А друид не воспринял всерьез его предупреждения о драконах-охотниках, они до сих пор оставались на Заставе Кенария вместо того, чтобы мчаться в Ночную Гавань.
Тарион испытал ни с чем не сравнимое чувство единения с миром, когда в его кровь попал яд венке. Сейчас у него не было под рукой венке и он, разумеется, не мог воздвигнуть еще одну Бронзовую Гору, чтобы проверить собственные догадки. Но Тарион испытал очень похожее чувство, когда впервые обрел власть над стихией воды. Никаких водоемов рядом с ним сейчас тоже не было, но ему и так не слишком везло в последнее время.
Тарион вспомнил, как погрузился в темные воды озера Элуне-ара после неудачи с Теразан. Недовольный вой рассерженных ветров притих, значит, он на правильном пути. Что-то всколыхнуло его волосы. Течение, понял Тарион. Тьма перед глазами стала тягучей, обрела едва уловимое волнообразное движение. Еще, еще немного. Ему нужно раствориться, слиться со стихией. Так намного проще узнать, что происходит в Ночной гавани. В городе друидов множество мостов, перекинутых через речные протоки, впадающие в озеро. Он сможет узнать, где Джайна.
И он, возможно, останется незамеченным для Аль-Акира.
Тьма стала вязкой, будто густой мед пандаренов. Он плыл вперед, хотя не ощущал собственного тела, не видел рук и ног. Он сомневался, что вообще обладал телом в этот момент. Никто не мог бы увидеть его, никто не смог бы заметить. Он стал водой, стал прибоем, холодным темным течением.