Земля на свежей могиле стала бугриться, вздрагивая изнутри. Джайна будто примерзла к месту, где стояла.
Тонкий росток стал настойчиво пробиваться из могилы прямо у них на глазах.
— Каждый из нас возвращается в лоно Матери, соединяясь навечно с ее плотью. Становится частью этой земли, этой планеты. Жизнь всегда торжествует над Смертью.
Тонкий росток поднимался все выше, слабые листочки крепли, набирая цвет, желтые прожилки становились все ярче. Это росло венке, пускало корни в теле погибшего пандарена, соединяя его тело с бренной землей, с самой планетой, с той, кого пандарены считали Матерью. Фактически, тем неизвестным всему Азероту пятым Древним Богом. Они знали о гибели одного Древнего Бога, о наличии трех других, но никогда особо не задумывались о судьбе пятого, хотя все в мире знали — Древних Богов пятеро. Просто пятый был нечто совершенно иным, чем трое других. Целый мир. Вся планета.
Таурены Мулгора чтили Мать Землю. Другие расы Азерота тоже придерживались подобных верований. Но никто из них не знал и нигде не упоминал имени Матери.
Ведь в Азероте не было пандаренов.
Джайна тяжело выдохнула. Подавила внутреннюю дрожь. Тарион перестал с отрешенным видом взирать на океан. Наверное, явись Ноздомру в Пандарию, Тарион и то выглядел бы менее шокированным. Он даже сделал несколько шагов навстречу к Кейгану-Лу, открыл и вновь закрыл рот, силясь сформулировать то, что бередило его ум.
Выросшее на их глазах тонкое деревце распрямило раскидистые ветви над свежей могилой. Яркие желтые прожилки на листьях немым криком предупреждали об опасности.
— Хайди обрел покой, — сказал Кейган-Лу. — Теперь наш черед.
Тарион вопросительно посмотрел на нее. Джайна покачала головой, отвечая не сейчас. Подожди, мой мальчик, немного подожди.
Джайна хранила молчание. Она не могла принимать решения за пандаренов, она была в ответе за собственную жизнь и жизнь сына. Седой пандарен прекрасно знал ее решение и понимал, что она вряд ли изменила его. Джайна готова была выбрать Пустоту вместо яда или бушующих волн океана, но не теперь.
— Пандарены не вернутся в Азерот, — сказал Кейган-Лу.
Брови Тариона взлетели вверх, но он сдержался. Только метнул удивленный взгляд Джайне. Она легко пожала плечами в ответ.
— История не должна повторяться. Это слова Аспекта Времени, — продолжал Кейган-Лу. — Пандарены не вернутся в Азерот. Никогда более. Мы должны принять нашу гибель здесь, вместе с нашими домом — нашим островом. Мы станем частью Азаро-Ты. Тарион подарил нам венке. Подарил нам спасение.
Джайна ждала. И дождалась.
Пандарены заговорили разом. Как она и предполагала, они не разделяли горячего желания Кейгана-Лу погибнуть здесь и сейчас, от яда, не дожидаясь Пустоты или мирмидонов. Джайна встретилась глазами с растерянной Шаей. У могилы старшего сына старейшина племени сообщил ей о добровольной гибели ее младших детей и ее самой. Какая жестокость. На что рассчитывал Кейган-Лу? Что одно лишь упоминание имени Ноздорму, заставит пандаренов безоговорочно идти на смерть?
Глаза Тариона горели праведным гневом. Ему все сложнее было сдерживаться. Кажется, он был совершенно уверен в их спасении. Что же он задумал? Что смог он, чего не добился никто из них?
Волны с неистовством бились одна за другой за его спиной, заливая даже выступ, на котором он стоял. На какое-то мгновение Тарион даже показался Джайне частью этой разбушевавшейся стихии. Он хмурился, а волны все с большим рвением таранили горный массив за его спиной.
Тарион недовольно покачал головой. И Джайна поняла, что он ведет с кем-то бессловесный разговор. С кем-то иным.
Возможно, она бы не догадалась. Если бы не видела раньше, как менялся в лице Нелтарион, когда Зов Древнего звучал в его сознании. Какими отрешенными, невидящими становились его глаза.
Пандарены все еще спорили. Джайна хорошо помнила их традиции — ни одно решение не может быть принято, пока оно не будет одобрено всеми членами племени. Кейган-Лу не мог не учесть необходимого для переговоров времени, он не был глупцом. Сейчас седой пандарен терпеливо выслушивал каждого, кивал и передавал слово следующему. Но Джайна понимала, что последний довод, самый весомый, который склонит общественное мнение в его сторону, он все еще не произнес. Приготовленное с вопиющими нарушениями венке все еще находилось в чане, все еще ждало своего часа.