Каждый из участников разговора, — а их было трое: заместитель министра Макров, директор института Аскенов, и главный конструктор Уманько, — понимал, что если бы такая система уже существовала и находилась на боевом дежурстве, то Соединенные Штаты Америки не рискнули бы нанести неожиданный ракетный удар по Советскому Союзу, так как такая попытка для США была бы равносильна самоубийству. Разговор длился уже долго. Как бы заключая его, Макров сказал:
– Не могу понять наших военных: поставили на боевое дежурство стратегические ракеты, а когда нажимать пусковую кнопку — никто не знает. Зачем же тогда они нужны? Разве только как мишень для американских. Нельзя же всерьез воспринимать пару наших радиолокаторов, которые могут обнаружить летящие из Америки ракеты за каких-нибудь семь-десять минут до их падения на наши объекты. За это время, как говорил министр обороны, нельзя успеть даже голову под стол спрятать, не то чтобы принять все необходимые решения и нанести ответно-уп-реждающий удар. Неужели в Генштабе не понимают сложившуюся ситуацию? Почему Заказчик сохраняет спокойствие, как будто у него есть что-нибудь за душой? С космическими средствами обнаружения дела идут плохо. И не только у нас, американцы со своим «Мидасом» тоже переживают большие трудности, если уже не зашли в тупик. Пока только средства загоризонтнои радиолокации как будто могут внушать надежду. Ведь американцы же первой своей экспериментальной установкой «Типи», расположенной на их территории, обнаружили запуск нашего спутника почти сразу же после старта ракеты-носителя, а в настоящее время полностью накрыли наши стартовые позиции своим радиолокатором просветного варианта, расположив передающие устройства на Тайване и в Японии, а в Западной Европе — приемные. Да и мы имеем некоторые успехи по загоризонтному обнаружению запусков ракет.
Ты же, дорогой товарищ главный конструктор, все еще медлишь и находишься в колебательном режиме, а при попустительстве директора НИИ, занимаешься только экспери-ментально-выяснительными работами. Все равно до конца ничего и никогда не выяснишь. Нужно решаться. Тем более в сложившейся ситуации. Так что даю вам, друзья, две недели и прошу, чтобы технические предложения о создании системы загоризонтного обнаружения ракет, стартующих с территории США, были положены на стол.
Макров подошел к столу директора, отсчитал на перекладном календаре ровно четырнадцать листков и сделал запись: «Десять ноль-ноль, Уманько — доклад техпредложений».
– Вот, Николай Юрьевич, для памяти. Если не возражаете, то я приеду послушать.
Затем все трое пошли к машине, стоящей у главного подъезда. Проводив заместителя министра, директор и главный конструктор вернулись в институт. Расстались они у лифта. Аскенов поднялся к себе в директорский кабинет, а Уманько пошел в другой корпус, где располагалось его специальное бюро. Перед расставанием Николай Юрьевич пожал плечами, развел руками и сказал: «Ну, ты сам все слышал; теперь давай пиши».
Кабинет главного конструктора находился на третьем этаже старого, внешне довольно ветхого, хотя еще и достаточно крепкого, трехэтажного корпуса. В свое время он строился как складское помещение завода, но так и не стал складом. Вскоре после окончания войны завод начал перепрофилироваться на выпуск радиолокационного оборудования. Потребовалось конструкторское бюро — ОКБ. Его и разместили в этом корпусе. Количество оборонных задач росло быстро. Они становились все более сложными и наукоемкими. Их решение требовало специализированных научно-исследовательских работ. Необходимы были разработки новых технологических процессов. В 1959 году на базе ОКБ и завода был создан научно-исследовательский институт с опытным заводом. Старый складской корпус стал первой резиденцией руководства и разработчиков вновь созданного НИИ.
Спустя несколько лет был построен первый лабораторный корпус. А в старом остались экспериментальный цех, вычислительный центр, несколько подразделений службы главного инженера и созданное в начале шестидесятых годов специальное научно-тематическое бюро загоризонтной радиолокации СБ-3.
Состояние помещений в этом корпусе было плохим. Давно требовался капитальный ремонт. Обшарпанные стены, полуцелые-полуизломанные двери и оконные рамы, избитый паркетный пол, какая-то несуразная, ни к чему не приспособленная планировка помещений, которые заставлены старой, уже почти негодной, мебелью — так выглядят помещения третьего этажа, где работают сотрудники подразделений СБ-3. В ближайших планах главного конструктора предполагалась коренная реконструкция помещений, занимаемых СБ-3. Качественному оформлению интерьеров, равно как и оборудованию рабочих мест, Уманько отводил важную роль в создании условий для хорошего делового настроения сотрудников. Мысль об этом непременно возникала, когда он входил в своё спецбюро.
На этот раз он прошел в приемную, как бы ничего не заметив. Попросив секретаря никого к нему не пускать и ни с кем не соединять по телефону, зашёл в кабинет. Сел в кресло, достал сигарету и закурил. Особое удовольствие доставляла ему сосредоточенно-медленная процедура закуривания. Она отвлекала и он, как бы незаметно для окружающих, отдыхал. Этих мгновений бывало достаточно для того, чтобы успокоиться или должным образом собраться, если на то возникала необходимость. Почему-то разговор с Макровым оставил неприятный осадок, какой-то душевный дискомфорт.
Уманько откинулся на спинку кресла, удобно устроил руки на подлокотниках кресла и, вытянув ноги, закрыл глаза. Он полностью отключился от всего постороннего и углубился в мысли, связанные с этим вопросом.
Наверное, многим людям знакомо ощущение противоречия между сознанием целесообразности того или иного решения и интуитивным ощущением того, что это решение еще недостаточно подготовлено и может таить в себе непредвиденную опасность. Здесь видимо и возникает то, что иногда можно назвать нерешительностью. Конечно, легко решиться прыгнуть через пропасть, если не подозревать, что в нее можно свалиться. Но если опасность осознана, то к прыжку готовятся. Только чрезвычайные обстоятельства, исключающие возможность подготовки, могут оправдать риск неподготовленного прыжка.
Так готовы ли мы к прыжку, которым по существу является задача, поставленная Макровым? Ответ сходу — отрицательный. Мы далеко не закончили подготовку к нему. Так как же браться за написание технических предложений о создании боевой системы? Чем подкрепить идеи, на которых они должны базироваться?
В который раз жизнь возвращает Уманько к одним и тем же научным загадкам. Обстоятельства не хотят ждать и требуют немедленных ответов. А где их взять? В книжках они ещё не изложены. Нужно самим добывать их у природы. За многими замками хранит она свои тайны. Сколько ключей нужно подобрать и сколько замков открыть, да ещё обязательно в какой-то хитрой последовательности. Уманько имел опыт и знал, сколь опасным бывает кажущийся успех, достигнутый путем пренебрежения каким-либо, недостаточно познанным явлением или случаем. Он неизбежно принесет неприятности, да еще в самый неподходящий момент. Поэтому, став в 1968 году главным конструктором, он начал с детального анализа всех работ, выполненных в предыдущие годы. Его предшественником был Ефим Семенович Штырен, которого три года назад сменил Николай Дмитриевич Лобышев, а затем, немного спустя, Владимир Порфирьевич Васюков.
Полгода назад хозяином кабинета главного конструктора стал Уманько. До этого он почти пять лет работал заместителем директора института по научной работе — главным инженером и хорошо знал состояние работ, выполнявшихся в области загоризонтной радиолокации. Тем не менее, став главным конструктором, счел необходимым, чтобы коллектив спецбюро, теперь уже непосредственно им возглавляемый, сам подытожил и проанализировал все результаты и на основе этого сформулировал необходимые направления дальнейших работ. В результате были определены пять главных направлений: