— Тебя как зовут-то? — спросил мужик, указывая место на лавке за столом.
— Пол.
— Аполлинарий, стало быть. А по батюшке?
— Лампьевич.
— Евлапьевич, — удовлетворенно кивнул мужик. — А меня Евдокимом зовут. Евдоким Фролов Покатилов. Слыхал, может? Колеса-то мои по всей округе. Колеса чиню… А ты чего работаешь?
— Химик я.
— Ученый, стало быть.
— Ученый не ученый, — уклончиво ответил Транзисторов.
— То-то я гляжу сукно… — Евдоким протянул руку и пощупал пиджак на Транзисторове. — Немецкий?
— Импортный, — подтвердил Пол Лампьевич.
Сверкая счастливыми глазками, Степанида поставила на стол чугунок с картошкой. В ней зарилось столько душевной теплоты, Транзисторов почувствовал себя раскованно, свободно, как дома. Он облокотился на подоконник и вздохнул:
— Хорошо у вас тут, красиво.
— Красиво, — согласился Покатилов. — Извиняюсь, сундучок у вас тоже не наш?
— Чемодан наш, — небрежно проговорил Транзисторов.
— Петербургский?
— Нет, — местная фабрика, — Транзисторов нахмурился. — Фамилия ваша не идет из головы. Покатилов. Кажется, ваш внук или правнук будет у нас известным поэтом.
— Так ты к нам из будущего, — уловил суть Евдоким.
Поздно было Транзисторову сожалеть о том.
— Из будущего.
— Так бы сразу и говорил, — уважительно запыхтел Евдоким Фролович. — Фабрики, говоришь. Машины диковинные… Технический прогресс. На Луну, верно, летаете?
— Летаем! — Транзисторов обрадовался, что его понимают — понятливый народ!
— А мы вот тут все по старинке… сено косим, коров пасем…
— Мы тоже сено косим, — откликнулся Транзисторов. — Но главное, у нас царя нету.
Евдоким Фролович полез в карман за махоркой:
— Господ много?
— И господ нету. Демократия.
Вошла Степанида и принесла горшок квашеной капусты с морковкой и чесноком.
— Слышь, Степанида, — Евдоким нежно обхватил жену за плечи, — к нам человек из будущего. У них там бар нету!
— Бар нету? — встревожилась Степанида. — Как же так? А кто же придет и рассудит?
— Дура! — разгневался Евдоким и достал из-под стола бутыль с самогоном.
— Барин, он что? Ему только плати. Я вот борова выращивал, старался, жирный такой боров вышел — а он забрал. За аренду. Сволочь он, барин. — Евдоким посидел задумчиво и твердо добавил: — Все баре сволочи.
Степанида вздохнула и снова куда-то пошла.
— Да, будущее — это интересно, — мечтательно продолжал Евдоким. — Должно быть, хорошо там, в будущем. Ой, как хорошо! Оно и понятно, будущее — оно же прогресс, оно же всегда лучше, чем сегодня, — выдрав лист из старой книжки без корочек, Евдоким свернул цигарку и закурил.
Транзисторов вяло смотрел в окно, как Степанида щипала лук на грядке.
— А говорили, крестьяне от зари до зари на поле, — вспомнил Пол Лампьевич.
— Так ведь сенокос, — запыхтел Евдоким. — А день субботний, банный день — святое дело. Вот только Петр придет… А у тебя, Аполлинарий, чай, друзей нету? Что один к нам прибыл?
— Есть у меня друг Кент…
— Иннокентий?
— Да, учились мы вместе. Но его в отпуск не пустили.
— Чудно, — повел бровью Евдоким. — У нас не так. Если я гуляю — вся деревня со мной гуляет.
— Это отошло со временем, — объяснил Транзисторов.
Пришел Петр — угрюмого вида усатый человек. Бережно вычищенные большие кирзовые сапоги на нем поскрипывали.
— Здорово, мужики, — прогремел его голос.
Петр с интересом оглядел приезжего и учтиво подал руку:
— Из будущего?
Транзисторов кивнул.
— А какая же у вас власть? — спросил Покатилов.
— Власть? — улыбнулся Транзисторов, отметив, что более всего неграмотный народ, пожалуй, любит обсуждать политику. — Власть у нас выборная. Она все решает: сколько нужно школ, сколько больниц…
— Вот это жизнь! — восхитился Покатилов. — А у нас даже больницы нету, — скорбно произнес Петр. — Один лекарь ходит по домам и всех лечит.
После бани и щедрого ужина Транзисторов забрался на сеновал и там заснул, согретый и опьяненный душистым сеном. Снилось ему детство, цветы и качели. Проснулся он поздно, когда уже припекало солнце. Евдаким с Петром метали у забора стог.
— Утро доброе! — Крикнул Транзисторов. — Сегодня вы тоже не пойдете на поле?
— Воскресный день, — отозвался Евдоким, цепляя вилами сено. — Грех работать сегодня.
— Работать грех, а сами работаете, — выронил Транзисторов.
— Это не для дела, а так, для себя, — со стога отозвался Петр.