Пустячное для меня дело, но для умирающих это очень много значило. Большую часть времени я проводила с круитами и далриадами, которые не могли даже поговорить с ухаживающими за ними целителями. Друстан уже собрал внушительную пачку писем, которые пообещал доставить на Альбу, где для необученных грамоте получателей их зачтут поэты и барды.
По-своему мудрый, Жослен оставил меня в покое. Вряд ли он полностью понимал, что связывало меня с Мелисандой. Да и как он мог понять, если я сама толком этого не понимала? Все было куда проще до того, как я рискнула пробраться в лагерь Селига, до пытки. Я по-настоящему ненавидела Мелисанду за все то зло, что она причинила мне и Земле Ангелов.
И все же…
Элуа знает, когда-то я ее любила.
Уже перевалило за полночь, когда меня нашел посланник. Наверное, стесняясь полученного поручения, он со смущенным видом прошептал в тишине госпиталя:
– Миледи Федра, я пришел за вами. Леди Мелисанда Шахризай желает с вами побеседовать, если вы не возражаете.
«Если тебе выпадет случай встретиться с ней наедине, не вздумай им воспользоваться».
Нет, я не забыла предупреждение Гиацинта, но все равно пошла.
У двери дежурили двое королевских гвардейцев. Даже хорошо меня зная, они все равно устроили тщательный обыск на предмет оружия перед тем, как впустить в комнату. Забавно, что Мелисанде эта комната досталась в единоличное пользование. Такая роскошь была недоступна никому, кроме Исандры, поскольку в крепость съехалось великое множество людей. Но Мелисанда, будучи пэром королевства и потомком Кушиэля, удостоилась такого удобства в свою последнюю ночь на земле. Мне стало интересно, кого пришлось отсюда переселить, чтобы ее разместить.
Комната была небольшой: из мебели всего два стула, столик да кровать. Я вошла, слыша, как дверь за спиной поспешно захлопнули и задвинули засов.
Сидевшая на одном из стульев Мелисанда при моем появлении подняла глаза.
– Сомневалась, что ты придешь, – вместо приветствия сказала она, приподняв идеальные брови. – Да еще и без своего охранника.
– Чего вы хотите? – Я осталась стоять.
Она лишь рассмеялась тем самым гортанным смехом, который разжижал мои кости даже тогда, даже после всего, что она наделала.
– Повидаться с тобой, – наконец ответила она. – В последний раз перед смертью. Разве я многого для себя прошу?
– Для вас – да, слишком многого.
– Федра. – Ее упругие губы придавали форму моему имени, а певучий голос – значение. Я ухватилась за спинку второго стула, чтобы удержаться на ногах, а Мелисанда с улыбкой за мной наблюдала. – Неужели ты меня так сильно ненавидишь?
– Да, – прошептала я, отчаянно желая, чтобы это было правдой. – А вы меня разве нет?
– Отчего же. – Мелисанда пожала плечами. – Я повела себя неосторожно, и ты сыграла теми картами, что я тебе сдала. Стоит ли тебя за это винить? Наделяя тебя козырями, я знала, что ты творение Делоне. Все могло сложиться по-другому, если бы я сразу оставила тебя при себе, а не отпустила, предоставив самой сделать выбор, вернуться ко мне по доброй воле.
– Нет, – выдохнула я.
– Неужели? – Она криво усмехнулась. – Но, признаюсь, я чертовски тебя недооценила. Тебя и твоего полубезумного кассилианца. Я тут слышала, о чем болтают гвардейцы. По их словам, ты будто бы умудрилась сплавать на Альбу.
Я вцепилась в спинку стула.
– Что Селиг вам пообещал? – спросила я, заставляя себя говорить твердо.
– Половину империи. – Мелисанда небрежно откинулась на спинку стула. – Я им заинтересовалась, когда он предложил свою руку дочери герцога Милаццы. Любопытное поползновение. Он думал, что я предлагаю ему на блюде Землю Ангелов. Но в конечном счете, знаешь ли, я бы получила Скальдию. Или наши дети, если бы я сама не дожила.
– Знаю. – В этом я не сомневалась, уже догадавшись об истинных целях ее замысла. Во мне зарождалась волна истерического смеха, вставшая комом в горле, отчего перехватило дыхание. – Возможно, с этим варваром вы были бы по-настоящему счастливы, миледи, – прохрипела я. – Со мной он одолел половину «Трех тысяч радостей».
– Правда? – пробормотала она. – М-м-м.
Я закрыла глаза, чтобы ее не видеть.
– Почему вы сбежали из Города, когда умер король? Я думала, вас известили о его смерти.
Услышав шорох юбок, я поняла, что Мелисанда встала.
– Нет. Конечно же, мне донесли, что Ганелон при смерти, как и то, что Телезис де Морне получила аудиенцию у Исандры, а на следующий день королевские гвардейцы начали расспрашивать всех о ночи убийства Делоне. – Вновь шорох шелка: она пожала плечами. – Я тогда подумала, что королевская поэтесса уговорила Исандру возобновить расследование. И я, осторожничая, сочла эту причину достаточной, чтобы уехать из Города.
Значит, тогда она уже готовилась пуститься в путь. И если бы мы с Жосленом не приехали из белой скальдийской глуши со своей невероятной историей, для нее ничего бы не изменилось.
Я открыла глаза и увидела, что Мелисанда смотрит в узкое оконце в темную ночь.
– Почему? – прошептала я, зная, что вопрос риторический, но все равно желая его задать.
Она повернулась ко мне, спокойная и прекрасная.
– Потому что я могла.
Никакого другого ответа и быть не могло. Меня аж передернуло, так сильно мне хотелось услышать причину, созвучную сердцу, а не только темной скрытой части меня, но ожидание оказалось напрасным.
– По-другому ничего не сложилось бы, – резко бросила я, желая уколоть ее, желая увидеть, как мои слова причиняют ей боль. До той минуты я не знала, каково это – желать чьих-то мучений. Тогда я впервые это ощутила. – Неважно, что вы сделали бы, даже если оставили бы меня при себе, я бы никогда не стала вам в этом пособничать.
– Нет? – Мелисанда улыбнулась, явно позабавленная. – Ты так в этом уверена, Федра но Делоне? – От ее низкого медоточивого голоса по коже поползли мурашки, и я стояла как вкопанная, пока она пересекала комнату. Лениво обвела по контуру мой туар, скрытый под платьем, и задела рану, нанесенную Селигом. Боль расцвела, пламенем охватив все мое тело. Я чувствовала жар дыхания Мелисанды, ее запах. Нет, ничего между нами не изменилось. Ее воля вновь подавила мою, когда ласковые пальцы погладили под подбородком, и я послушно подняла голову. Мелианда снова стала средоточием моего мира. – Тот, кто покорствует, – прошептала она, приближая губы к моему рту, – не всегда слаб.
Почти поцелуй. Она коснулась своими губами моих и отстранилась, отпустив меня, а я попятилась в бездну, в которой ее внезапно больше не стало, в пучину томления.
– Так сказал мне твой тсыган. – Взгляд Мелисанды похолодел. – И я запомнила его слова. Жаль только, что не обратила должного внимание на то, что он сказал дальше: выбирай с умом, кого приневолить. – Она села и кивнула на дверь. – А теперь уходи и оставь меня подумать о смерти.
И я послушно ушла. Ничего не видя, постучала в запертую снаружи дверь и, спотыкаясь, переступила порог, когда гвардейцы Исандры отодвинули засов и открыли мне выход. Я вслепую зашагала по коридору, цепляясь за каменные стены.
– С вами все хорошо, миледи? – встревожено спросил один из караульных.
Я услышала, как за спиной с грохотом захлопнулась дверь, и кивнула.
– Да, – прошептала я, зная, что это далеко не так, но гвардейцы, как и никто другой, ничем не могли мне помочь. «Надо было нам обеим прислушаться к Гиацинту», – подумала я. В горле копился жутковатый смех, и я склонила голову, спрятав лицо в ладони.
Мелисанда.
Глава 93
Ночь я провела в одиночестве на крепостной стене.
Полусонные стражники не беспокоили меня, разве что предлагали глотнуть горячительного из фляжки. Я оставалась наедине со своими думами. Предстоя сам на сам бескрайнему небу, ожидаешь обрести успокоение. Ведь перед зраком вечности смятение чувств отступает и приходит понимание того, что супротив нагромождений всех горестей мира твои беды всего лишь песчинка.