Какая-то неизвестная, но явно замечательная душа в службе BBC Overseas Service (6) регулярно устраивала джазовые трансляции на французском языке днем по субботам, и музыка создавала фоновый шум, когда Юри сочинял письмо к матери. Это было постоянным упражнением в тщательном дозировании информации. Разумеется, все потенциально чувствительное было бы перехвачено цензурой, а болтать лишнее — все равно что получить черную метку, но в Берлине в его собственной повседневной жизни происходило не много событий, которыми он хотел бы поделиться.
Он сделал глубокую сигаретную затяжку и опустил взгляд на бумагу, исписанную аккуратными иероглифами.
«Дорогая мама!
До наступления весны еще так много дней. Как вы с отцом? К счастью, у меня все хорошо, коллеги очень помогают. В Берлине выпало много снега, но я все еще могу ездить на велосипеде на работу в посольство».
Его мать на самом деле была бы очарована рассказами о его велосипеде. Юри вздохнул и провел рукой по волосам, растрепанные пряди которых свободно повисли около ушей. Бриллиантин (7) по большей части смылся, и жестянка из-под него стояла почти пустой. Еще один пункт, который следовало добавить к списку дел.
«Моя работа по-прежнему очень интересная, и для меня большая честь иметь возможность служить Императору за границей, даже не будучи в армии».
Его мать прекрасно знала, что самая главная причина, по которой Юри занялся дипломатической службой, заключалась в том, что он хотел избежать военной.
«Скажи мне, если хочешь, чтобы я отправил несколько фотографий новых районов Берлина, в которых побывал. Здания там очень интересные».
Ей всегда нравились фотографии Оксфорда: плачущие ивы около моста Магдалены, высокие, арочные окна, или как нежно смотрелся масляно-желтый песчаник даже в не самом четком черно-белом виде.
Иногда ему казалось, что нужно написать еще одно письмо параллельно этому — со всем, что он не мог сказать: «Я скучаю по тебе. Ненавижу свое пребывание здесь, но и дома быть не могу. Я хочу, чтобы война закончилась. А лучше чтобы ее никогда не было. Я не хочу быть таким одиноким».
Ребенком он был достаточно счастлив. Школа была строгой, а программа — трудной, но ему все удавалось хорошо. Когда Юри стал немного старше и начал понимать, что с его влечением что-то не так, потому что чувствовал к другим мальчикам то, что полагалось чувствовать к девушкам, он просто окунулся с головой в учебу и в спорт, чтобы отвлечься от своих физических разочарований с помощью кендо, бега и даже катания на коньках зимой.
Он познакомился с Рюичи-куном как раз на занятиях по кендо и обнаружил, что им обоим хотелось задерживаться после тренировок и вместе познавать нечто другое в темных углах, где никто не мог их увидеть.
А потом появилась Минако-сан, двоюродная сестра его матери, которую в течение большей части своей жизни он знал только благодаря одной костюмированной фотографии — мать настойчиво хранила ее в токономе (8) — и благодаря диким историям, которые всегда о ней рассказывали.
Окукава Минако стала первой японкой, выступившей в балетной постановке в Париже. Та самая Окукава Минако, которая путешествовала по миру, жила в Нью-Йорке и Лондоне. Та самая Окукава Минако, которая не выходила замуж, пока ей не исполнилось почти сорок, и ее мужем стал англичанин. Та самая Окукава Минако, которая однажды написала ему напрямую, как будто Юри интересовался ее гламурной жизнью, и предложила, что, если он захочет получить образование за границей, она и ее английский муж поддержат его при поступлении в Оксфорд.
Может быть, юность, побуждающая к риску в обмен на удовольствия, и толкнула его на этот шаг. Юри уехал и в течение трех прекрасных лет чувствовал себя почти свободным. Он овладел английским языком, выучил немецкий и французский, а также немного итальянского, превзошел сыновей герцогов и баронетов в крикете и даже переспал с несколькими из них. Он проводил долгие каникулы с Минако-сан и профессором Челестино, который переключался между восхищением женой и осыпанием проклятьями кого-то по имени Ферма, а также придумывал замысловатые головоломки для них, чтобы разгадывать за ужином.
Затем Юри окончил институт, вернулся домой, сдал экзамены для работы в гражданской службе, а когда снова попал в Европу, то оказался в Берлине, но весь континент уже был охвачен войной.
Шесть месяцев спустя RAF (9) бомбили аэропорт, в котором он приземлился.
Рюичи-кун женился.
Ворон громко каркнул за окном, вырывая его из мыслей, и Юри посмотрел на часы. Чуть не пропустил! Оттолкнув незавершенное письмо домой на одну сторону стола, он затушил позабытую сигарету в пепельнице и потянулся к радио, повернув переключатель и съехав с прекрасного французского языка диктора в море шипящих помех. Эту частоту он знал наизусть. Постепенно сквозь белый шум просочилась мелодия: несколько простых фортепианных нот. Юри потянулся к ящику стола за особым блокнотом.
____________________
1. Дзимбей — традиционная одежда в Японии, которую летом носят мужчины, женщины, мальчики, девочки и даже маленькие дети.
2. «Штайр» — марка автомобиля. Steyr-Daimler-Puch — австро-венгерская и австрийская компания, существовавшая в 1864–2001 годах, занимавшаяся производством огнестрельного оружия, военной техники, автомобилей, велосипедов, мотоциклов и самолетов. Штаб-квартира находилась в городе Штайр. В 2001 году компания прекратила производство автомобилей.
3. Немецкая поэтесса и прозаик.
4. Немецкий эссеист, новеллист и поэт-экспрессионист, врач. Сначала был сторонником, а затем критиком нацистского режима. Бенн оказал большое влияние на немецкую литературу до-и посленацистского периода.
5. Японский посол в Берлине.
6. Заграничная Служба Би Би Си.
7. Бриллиантин (также бриолин) — косметическое средство для ухода за волосами, придания им блеска и фиксации прически.
8. Токонома — альков или ниша в стене традиционного японского жилища, является одной из четырех основных составляющих элементов главного помещения японского аристократического дома.
9. RAF — Военно-воздушные силы Соединенного Королевства Великобритании и Северной Ирландии.
========== Chapter 1: Berlin, Part One (3) ==========
— Сигарету, Алеша?
Виктор отмахнулся от предложенной пачки, а майор Фельцман вытащил одну для себя и закурил ее. Наступил март, и погода была приемлемой для того, чтобы двое мужчин вместе сидели в парке и вели учтивый разговор. Виктор натянул шляпу низко на глаза, пряча лицо от других людей, также наслаждающихся первыми признаками весны.
— Моей маме очень понравились твои подарки из Рима.
— Если ей захочется еще, мне будет несложно отправить.
— О, ты же знаешь, как ей нравится получать подарки, — ухмыльнулся Фельцман. Не в первый раз Виктору захотелось узнать, какой была его мать на самом деле. — Но ты же знаешь, что у нее скоро день рождения, и больше всего ей хотелось бы какой-нибудь гостинец из Токио.
Виктор мягко присвистнул:
— Какие экзотические вкусы! До Италии отсюда ведет железная дорога, но из таких далеких мест просто так не достанешь даже маленькую безделушку.
— Но ради нее ты хотя бы попытаешься, да? — Фельцман поднялся, жестом указав Виктору сделать то же самое. — Я замерз, прогуляйся со мной.
Они немного прошлись в молчании вдоль тропинки, посыпанной гравием. Виктор наблюдал за Фельцманом краем глаза. Тот выглядел достаточно собранным для того, чтобы не казалось странным, что он прогуливается с человеком, облаченным в шикарное зимнее пальто Стефана Риттбергера, но было ясно, что их работа истощала его: на лице залегли глубокие морщины, а волосы полностью поседели. Он сутулился, и не только от холода. Фельцман называл Виктора кодовым именем Алеша — герой, ловкач — а Виктор в свою очередь должен был называть его Дедом, и сейчас это имя соответствовало Фельцману как никогда.
Когда они свернули за угол на маленькую аллею, окруженную вечнозелеными деревьями, Фельцман втиснул газету Виктору в руки.