Николай схватился за кирпич и не обнаружил ни кирпича, ни зоба. Тонкая жилистая шея, прыгающий кадык… Вот оно что! Значит, осязанию тоже можно верить. Как и слуху…
Кое-как попав в дверь, Николай вывалился на природу. Небо над головой золотилось и зеленело. Жены видно не было. Откуда-то издали донесся ее очередной взвизг. Надо понимать, еще на что-то наткнулась…
Машинально перешагивая через мнимые пригорки и жестоко спотыкаясь о настоящие, Перстков одолел метров десять и, обессилев, прилег под ивой, которая тут же принялась с ним заигрывать - норовила обнять длинными гибкими ветвями. На ветвях росли опять-таки глаза - томные, загадочные, восточные. Реяли также среди них алые листья странной формы. Эти, складываясь попарно, образовывали подобия полуоткрытых чувственных ртов. Николай был мгновенно ими испятнан.
- Ты, дура!.. - заверещал Перстков, вырываясь из нежных объятий. - Ты что делаешь!..
В соседнем домике кто-то всхрапнул, заворочался, низко пробормотал: "А ну, прекратить немедленно!.." - перевернулся, видно, с боку на бок, и над исковерканной турбазой "Тишина" раскатился раздольный баритональный храп.
Рискуя расшибиться, Николай побежал к коттеджу N_4.
Комната была перекошена, как от зубной боли. На койке, упираясь огромными ступнями в стену, спал человек с двумя профилями.
- Гриша, Гриш!..
Спящий замычал.
- Гриша, проснись! - крикнул Николай.
Человек с двумя профилями спустил ноги на пол и сел на койке, не открывая глаз.
- Гриша!
Ведущий актер ТЮЗа Григорий Чуский разлепил веки и непонимающе уставился на Персткова.
- Никола, - хрипловато спросил он, - кто это тебя так?
Затем глаза его раскрылись шире и обежали перекошенную комнату. Он посмотрел на хлебный нож, лезвие которого пустило в стол граненые металлические отростки, на странный предмет, представляющий собой помесь пивной кружки с песочными часами, - и затряс профилями.
Потом вскочил и с грохотом устремился к выходу. Двери как не бывало - в стене зиял пролом, что тоже, несомненно, было обманом зрения, и Николай в этом очень быстро убедился, бросившись следом и налетев на косяк.
- Н-ни себе чего!.. - выдохнул где-то рядом Чуский. - И это что же, везде так?
- Везде! - крикнул Николай, отрывая руку с присосками от ушибленного лба.
- Н-ни себе чего!.. - повторил Чуский, озираясь.
Часть лица, примыкающая к его правому профилю, выглядела испуганной. Часть лица, примыкающая к его левому профилю, выражала изумление и даже любопытство.
- А как все вышло-то?
- Рыбу я ловил! - закричал Перстков. - Пока не клевало - все нормально было! А подсек!..
Турбаза напоминала кунсткамеру. Мало того: через каждые несколько шагов это нагромождение нелепостей преображалось. Наклоненный подобно шлагбауму шест со скворечником над коттеджем N_8 внезапно выпрямился, но зато сам скворечник превратился в розовую витую раковину, насквозь просаженную мощным шипом. От раковины во все стороны мгновенно и беззвучно прокатилась волна изменений, перекашивая небо и деревья, разворачивая домики, заново искажая перспективу.
Как ни странно, актер спотыкался мало. Причина была проста - он почти не глядел под ноги. Николай предпочитал держаться справа, потому что левый профиль Григория доверия не внушал - это был профиль авантюриста.
- Ну что ты все суетишься, Никола! - скрывая растерянность, актер говорил на пугающих низах. - Ну странное что-то стряслось… Но не смертельное же!..
По левую руку его золотился штакетник, местами переходя в узорную чугунную решетку.
- Да как же не смертельное! - задохнулся Перстков. - А книга моя, "Другорядь", теперь не выйдет - это как? А чего мне стоило пробить первый сборник - знаешь?.. Не смертельное… Ты посмотри, что с миром делается! Может, теперь вообще ничего не будет - ни литературы, ни театра!..
Чуский с интересом озирал открывающийся с пригорка вид.
- Театр исчезнуть не может, - машинально изрек он, видимо уловив лишь последние слова Николая. - Театр - вечен.
- Ну, значит, изменится так, что не узнаешь!
- Эва! Огорчил! - всхохотнул внезапно Григорий. - Там не менять - там ломать пора. Особенно в нашем ТЮЗе…
И Перстков усомнился: верить ли слуху.
- Я знаю, почему ты так говоришь! - закричал он. - У тебя с дирекцией трения! А я?.. А мне?..
Острая жалость к себе пронзила Персткова, и он замолчал. Мысль о погибшем сборнике терзала его. Ах, "Другорядь", "Другорядь"… "Моих берез лебяжьи груди…" Какие, к черту, лебяжьи! Где вы видели розовых лебедей?.. Да и не в лебедях дело! Будь они хоть в клеточку - кто теперь станет заниматься сборником стихов Николая Персткова?! Сколько потрачено времени, сил, обаяния!.. Пять лет налаживал знакомства, два года Верку охмурял, одних денег на поездки в Москву ухнул… положительная рецензия - аж от самого Михаила Архангела!..
Все прахом, все!
Ива при виде их затрепетала и словно приподнялась на цыпочки. Даже с двумя профилями Григорий Чуский был неотразим. Узкие загадочные глаза на гибких ветвях влажно мерцали, алые уста змеились в стыдливых улыбках.
- Эк, сколько вас! - оторопело проговорил актер, останавливаясь.
- Ну чего ты, пошли… - заныл Перстков. - Ну ее к черту! Она ко всем пристает…
- А ничего-о… - вместо ответа молвил Григорий. - А, Никола?
И он дерзко подмигнул иве.
- У тебя на роже - два профиля! - с ненавистью процедил Перстков.
- Серьезно? - Чуский встревожился и, забыв про иву, принялся ощупывать свое лицо. Подержался за один нос, за другой. - Почему же два? - возразил он. - Один.
- Это на ощупь! - проскрежетал Перстков. - На ощупь-то и я тоже прилично выгляжу!..
Актер поглядел на него и вздрогнул - видно, очень уж нехороша была внешность поэта.
- Да, братец, - с подкупающей прямотой согласился он. - Морда у тебя, конечно… Особенно поначалу… Но знаешь, - поколебавшись, добавил Григорий, - мне вот уже кажется, что ты всегда такой был…
Перстков отшатнулся, но тут в соседнем домике, который, честно говоря, и на домик-то не походил, забулькал электроорган и кто-то задушевно, по складам запел:
…са-лавь-и жи-вут на све-те и-и прасты-ые си-за-ри-и…
- Это у Федора! - вскричал Чуский.
Актер и поэт ворвались в жилище художника. Оно было пусто и почти не искажено. Неубранная постель, скомканные простыни из гипса, в подушке - глубокий подробный оттиск круглой сидоровской физиономии с открытыми глазами.