Выбрать главу

Анна. Куда, куда. Домой, естественно.

Хенрик. Твой дом здесь.

Анна молчит.

Хенрик. Ты не можешь причинить мне такую боль.

Анна. Я уже написала маме.

Хенрик. Какой козырь. Для нее.

Анна. Вот, значит, о чем ты подумал в первую очередь.

Хенрик. Я запрещаю тебе уезжать.

Анна. Ты не можешь ничего запретить, Хенрик.

Хенрик. И сколько ты собираешься там пробыть?

Анна. Когда ты возьмешься за ум, мы поговорим о будущем.

Хенрик. Каком еще будущем?

Анна. Я разговаривала с настоятелем, вернее, он разговаривал со мной. Он подчеркнул, что предложение остается в силе.

Хенрик. Стало быть, ты действовала у меня за спиной.

Анна. Можно и так сказать.

Изо рта у обоих валит пар. Стужа давит на лица и тела. Но они непоколебимы: Анна спиной к окну, Хенрик у двери.

Хенрик (спокойно). Этого я тебе никогда не прощу.

Анна. Ну что ж, запомним. А теперь мне надо на кухню, домыть посуду.

Она проходит мимо него, он поворачивается, с силой хватает ее за руку, желая остановить, она высвобождается и смеется. Он бьет ее по лицу, она замирает, воззрившись на него.

Хенрик (в панике). Давай уезжай! (Кричит.) Уезжай, к черту! Не хочу тебя больше видеть! Катись! Ты мне врала, ты тайком действовала за моей спиной. Уезжай! (Кричит.) Давай уезжай!

И он снова бьет ее по лицу. Она отступает, медленно подносит руку к щеке. Смотрит на него, не отрываясь, скорее ошеломленная, чем напуганная.

Анна (тихо). Ты ненормальный.

Хенрик. Я знал, что так будет. Я знал, что ты меня бросишь. Знал!

Не слушая его, она уходит на кухню, закрыв за собой дверь. Хенрик начинает кружить по комнате, холод через доски пола поднимается по ногам, добирается до живота, груди, подступает к горлу, рту, глазам.

Три дня спустя все готово к лишенному всякого драматизма отъезду. Анна сообщает, что едет с сыном в Уппсалу навестить свою мать — ее намерение все находят вполне естественным. Супруги разговаривают дружелюбно и вежливо. Пес Як молча льет слезы над чемоданами. Анна, укладывая вещи, ловит себя на том, что она напевает. Миа и Мейан поправились, и привычный домашний распорядок более или менее восстановлен.

Пастор провожает жену на станцию. Дует сильный ветер, поднимая молчаливые тучи крупитчатого снега, багровое солнце похоже на открытую рану, половина десятого утра. Они схоронились в зале ожидания, просторном помещении с проморенными стенами, привинченными к полу деревянными скамейками и внушительной железной печкой, которая больше раскаляется, чем греет. Миа, получив багажные квитанции на многочисленные чемоданы, переносит их на перрон к тому месту, где останавливается багажный вагон. Хенрик с Анной в зале одни. Они сидят рядышком на скамейке, Хенрик держит Дага на коленях, но тот хочет на пол. Никто не произносит ни слова. Но вот раздается гудок паровоза, он с грохотом минует стрелку, в морозном воздухе повисают густые, белые облака пара.

Молельный дом представляет собой большую комнату с четырьмя высокими окнами, за ними — снежный буран и арктическая ночь. Голые деревянные стены, выкрашенные в зеленый цвет. На помосте трибуна и педальный орган. Позади трибуны висит черный деревянный крест. Две высокие железные печки обеспечивают обогрев помещения. Под потолком на железных крюках подвешены восемь карбидных ламп, дающих яркий сине-белый свет. В зале пятнадцать длинных скамеек без спинок. Несмотря на непогоду, явились все, зал полон, больше того, набит битком, люди стоят в проходах, сидят на полу — удушающе жарко, присутствующие обливаются потом.

Общее песнопение: «Когда несется грешник слепо навстречу гибели своей, на помощь поспешишь Ты с Милостью Твоей и крикнешь: Стой, грешный раб! Спасай скорее душу! Проснись, узри грехи свои!»

Хенрик обводит взглядом собрание, он стоит, прижатый к стене. Все поют, пурга бьется в окна, резкий свет карбидных ламп освещает бледные лица — старики, молоденькие девушки, семьи с детьми, парни в форме, одинокие. Его прихожане.

Они садятся, пересаживаются, устраиваются поудобнее, стоит тихий, перемежающийся кашлем гул. Пастор Левандер занимает место на трибуне. Прочитав тихую молитву, он поднимает глаза, обводит серьезным взглядом собравшихся и начинает говорить — высоким, пронзительным голосом.

Левандер. Привели к Нему глухого, косноязычного, и просили Его возложить на него руку.

Прихожане. Хвала Тебе, Господи!

Левандер. Иисус отведя его в сторону от народа, вложил персты Свои в уши ему и, плюнув, коснулся языка его;

Крики. Аллилуйя! Благословен Господь!