Левандер. И, воззрев на небо, вздохнул, и сказал ему: «еффафа», то есть: «отверзись».
Крики. Еффафа, Иисус Спаситель мой!
Левандер. И тотчас отверзся у него слух, и разрешились узы его языка, и стал говорить чисто.
Крики. Стал говорить, говорить. О Иисус! Иисус!
Левандер. И повелел им не сказывать никому. Но, сколько Он ни запрещал им, они еще более разглашали.
Крики. Прииди ко мне, Иисус! Отверзи мое сердце!
Левандер. И чрезвычайно дивились, и говорили: все хорошо делает: и глухих делает слышащими, и немых — говорящими. Аллилуйя, братья и сестры, давайте вместе воздадим хвалу Господу нашему Иисусу Христу за те чудеса, что творит Он для нас денно и нощно. Возвысим же с радостью наши голоса в хвале и молитве.
Запищал, заскрипел орган, но мощный хор тут же заглушил его.
Все (поют). «Раздавленный законом грозным, Тобой ведомый, иду я к трону благодати, к подножию креста — спасенье там мне уготовано, и я очищусь кровию Христа. Там дух окрепнет мой, и в вере жизнь тебе дарована!»
Левандер. Благодать и мир от Бога нашего вам всем, но в особенности тому, кто явился из крайней тьмы, в особенности тому, кто есть раб своих деяний, в особенности тому, кто мнит себя отверженным и плачет кровавыми слезами, тому, кого душат злые его слова и помыслы, тому, чьи уста полны праха, а дух пропитан змеиным ядом. Благодать тебе! Благодать тебе от Иисуса Христа! Да смилостивится Он над тобой в эту ночь и подаст тебе мир!
Прихожане. Аллилуйя! Божья благодать! Христова любовь!
Левандер. Да выведет рука Божья заблудшего. Да узрит одинокий и мнящий себя отверженным уже сегодняшней ночью великий свет во имя Отца и Сына и Святого Духа. Аминь.
Прихожане (кричат). Аминь, аминь, аминь.
Хенрик пытается пробраться к выходу — он задыхается от духоты и давки. Но вот присутствующие встают, на помосте появляется трубач. Это Тур Акселин из лавки, он член музыкального корпуса добровольного общества обороны.
Прихожане (оглушительно). «Кровь Христова грех смывает. Иисус нам все прощает. Иисус к добру зовет. Благодать нам ниспошлет. Обрету приют надежный в глубине Христовых ран. Иисус всегда поможет, вечный мир нам будет дан».
Хенрик, уже пробравшийся к выходу, протискивается в дверь. Замечает удивленные лица, улыбки, перешептывание. И наконец выбирается из этой огромной, загадочной человеческой толпы, из этой человеческой плоти. Ледяные иглы в лицо. Боль-освобождение.
Фру Карин Окерблюм ждет поезда, который опаздывает из-за бурана, разразившегося над северным Уппландом. Женщины встречаются на перроне, но на проявление чувств времени нет. Внук капризничает, необходима твердая дирижерская рука: заранее нанятому городскому посыльному вручаются багажные квитанции, на улице ждет заказанный экипаж.
В дверях прихожей стоит Лисен, теперь можно и чувства излить — она ведь не видела сыночка; повсюду свет, тепло. Стол накрыт к ужину: ручной росписи английские чайные чашки. Анна и фру Карин быстро обходят квартиру, ее не узнать — еще один повод для проявления чувств. Столовая разделена пополам и превращена в кабинет с письменным столом и книжными полками, диван-кровать разложен на ночь. «Здесь буду спать я, — говорит фру Карин. — Ты с малышом займешь мою комнату, посмотри, какая уютная получилась! Я отделила треть гостиной и сделала из нее прелестную спальню. Мы купили кроватку для малыша, надеюсь, ему понравится».
После ужина надо уложить Дага, он засыпает, не успев дочитать вечернюю молитву. Лисен возится в своей комнате (единственно, что не претерпело изменений). Фру Карин и Анна запирают дверь. «Ну, дай мне наконец посмотреть на тебя, — говорит мать, обнимая Анну за талию, — посмотреть на тебя».
Женщины стоят на зеленом ковре гостиной, хрустальная люстра погашена, зеркальные стекла бра отражают нежные язычки свечей. «Я так ужасно соскучилась», — говорит Анна. Мать, качая головой, гладит лоб и щеки дочери: «Как бы то ни было, а ты все-таки здесь, у меня».
Анна. Понимаешь, я чудовищно устала.
Карин. Естественно, ты же на третьем месяце.
Анна. Все заболели, мне стало страшно.
Карин. Когда у тебя срок?
Анна. По мнению местного доктора, в июле.
Карин. Сходишь к Фюрстенбергу. Я говорила с ним. Он примет тебя в понедельник.
Анна. Мама?
Карин. Да?
Анна. Будет лучше, если я... (Замолкает.)
Карин (после паузы, осторожно). Что?
Анна. Я совсем сбита с толку, плакать хочется.
Карин. Ты целый день провела в дороге.
Анна. Я не собираюсь разрушать свой брак. Не собираюсь бросать Хенрика. У тебя, возможно, создалось неверное впечатление из моих писем.