Он покачал головой, укоризненно смотря на меня, как будто речь шла не о попытке побега из полиса, а о проступке непослушного ребёнка. Затем продолжил.
— Все вы такие. Почему-то думаете, что у вас получится. Вроде умные, а с другой стороны глянешь — полные идиоты. Нет бы затаиться и спокойно жить. Так нет, постоянно на рожон лезете. А мне потом возись с вами.
Горестно вздохнув, он продемонстрировал всю полноту своей скорби по поводу необходимости заниматься подобным делом. Я же снова попытался выдавить из себя пару слов. В этот раз, надеясь на успех — горло вроде бы немного отошло и сейчас болело не так сильно, как изначально. Но вместо членораздельных фраз снова послышался надсадный кашель.
Мужчина, который только что поставил на тот странный аппарат небольшое металлическое устройство, неожиданно рассмеялся.
— Ты, никак, поговорить хочешь? Вопросы задать? Такие вы любознательные становитесь, когда базовые установки сносит — поражаюсь просто. У меня сын с такой радостью информацию не поглощает, как вы.
Снова приблизившись к моей койке, он опустил взгляд, посмотрев мне прямо в глаза. Спустя мгновение улыбка с его лица сползла, сменившись мрачно-удовлетворённым выражением.
— Раз так хочешь, слушай. Ты не человек. Понимаешь? Всего лишь синтетик. Срок службы на гражданской должности — полсотни лет. Плюс-минус пять. Это уже кому как повезёт. Внешний вид на протяжении всего срока службы соответствует тридцати календарным годам. Вы с самого начала так выглядите и такими же умираете. Конечно, если это можно назвать смертью. Вы же не рождались. А значит, умереть не можете. Просто органика, которая отработала своё и идёт на удобрение.
Теперь никакой мягкости в его голосе не было. Полный мужчина, чьи черты лица напоминали поросёнка, чеканил слова, продолжая смотреть на меня и, судя по всему, наслаждаясь тем, что видел в моём взгляде.
— Ты сбил свои базовые установки. Зря, хочу сказать. Пять лет ведь пожил всего. А теперь, считай, осталось месяцев десять. Раз установки уже снесены, мы вынуждены использовать чип контроля. Тот самый, который сейчас у тебя прямо в позвоночнике. Понимаешь? Он не даст ослушаться приказа, но твоей нервной системе это не понравится. Очень не понравится. Один день службы с таким имплантом — как пятьдесят обычной жизни. Расточительство, если вспомнить, сколько стоит твоё производство. Но выбора нет. Хотя, чего я тебе тут вообще объясняю? Ты, один чёрт, обычная болванка.
Он мерзко усмехнулся и сделал шаг в сторону. Я же попытался осознать всё, что только что услышал. И не поверил. Что значит синтетик? Я человек. Александр Новак. Возможно, «Гелиос» что-то сделал с моими родителями или вовсе использовал чужие биологические материалы для искусственного выращивания младенца, но я человек. Точно такой же, как он. Не синтетик.
В третий раз открыв рот, я с каким-то ожесточением попытался выдавить из себя слова. Хотел объяснить этому мерзкому человеку с поросячьим лицом, что я вовсе не синтетик. Но сделать этого у меня предсказуемо не вышло.
Через секунд сбоку послышался лёгкий металлический щелчок. Следом за ним заиграла тихая и странная мелодия, от которой у меня сразу же заболела голова. А затем и позвоночник — ощущения были такими, как будто по нему потекла раскалённая лава.
Неизвестный в белом халате вышел, снова громко хлопнув дверью. А в мелодию начали вплетаться слова.
«Запрещено использовать электромагнитные импульсы». «Запрещено причинять вред жителям, служащим или любому имуществу корпорации „Гелиос“». «Запрещено пытаться навредить себе». «Запрещено говорить первым, за исключением боевых операций». «Запрещено проявлять любое неуважение или агрессию в отношении вышестоящих». «Любой кадровый военный, включая рядовых, стоит выше вас по званию». «Требуется неукоснительно выполнять все приказы вышестоящих по званию». «Требуется неукоснительно следовать всем указаниям уполномоченного гражданского персонала».
Мелодия продолжала литься, слов становилось всё больше, а голова болела так, что, казалось, она вот-вот взорвётся. В какой-то момент я перестал воспринимать фразы. А потом и чувствовать своё собственное тело. Да что там, я и голые бетонные стены этой несчастной комнаты больше не видел. Всё залил ослепительный белый свет, а мой череп стал громадным распухшим шаром сплошной боли, через которую волнами текли звуки изуверской мелодии.
Не знаю, сколько это продолжалось. Но когда мелодия наконец затихла, мне показалось, что прошла целая вечность. Или даже несколько. Технически это было невозможно, знаю. Но в тот момент моему сознанию было глубоко наплевать на логические конструкции.