Выбрать главу

37

бабскими сплетнями. Некий диакон, имя которого никому ничего не говорит42, отправил донос на профессора Успенского «священноначалию». Это куда, интересно? В Патриархию или в Учебный комитет, или в Совет по делам религий, или дежурному помощнику инспектора?» Заимствуя характерное выражение святителя Василия Великого, Д. Корнилов сравнил писания протоиерея В. Асмуса с «бредом пьяных старух». Другая статья «Несколько слов в защиту богословских воззрений засл [уженного] профессора] Н. Д. Успенского», написанная священником Алексеем Власовым, отмечает, что протоиерей Асмус «искажает слова знаменитого литургиста, но и подчас приписывает ему мнения, им вообще не разделяемые»43.

Эта полемика показательна. Она не только отражает неприязнь к Н. Д. Успенскому со стороны официальной «церковной Москвы», но и готовность защищать правду со стороны нового поколения православных христиан. Однако в таком церковном сообществе, где всякое подобающее разномыслие, предписанное христианам святым апостолом Павлом (1 Кор. 11: 19), сразу обличается как злонамеренная и душевредная ересь, трудно искать историческую истину. Люди, открыто критикующие или исподволь покусывающие профессора Успенского, чувствуют в нем истинного богослова. Н. Д. Успенский всегда стремился к тому настоящему богословию, суть которого верно охарактеризовал председатель Богословской Синодальной Комиссии митрополит Минский и Слуцкий Филарет (Вахро-меев): «Богословие, будучи духовно-интелектуальной деятельностью, призвано заниматься критикой существующих в рамках церковной жизни частных преданий с точки зрения ка-

42 К сожалению, имя диакона Андрея Юрченко действительно ничего не говорит новому церковному поколению. А ведь с ним была связан целая эпоха в ОВЦС!

43 http://www.liturgica.ru/bibliot/usp_defence.html.

38

фолического Предания... Богословие, критикующее частные и местные «традиции», в которых подчас содержатся элементы суеверия и второстепенное воспринимается как существенное, и наоборот, может оцениваться и нередко многими оценивается как опасность, как угроза для устоявшегося церковного быта. Именно поэтому богословие всегда в той или иной мере, скрыто или открыто находится в конфликте с самодовольной обыденностью, суть которой - в нежелании что-либо ставить под вопрос в «мирном течении» повседневности»44. Споры о богословском наследии Н. Д. Успенского как раз являются свидетельством такого конфликта настоящего христианина с «самодовольной обыденностью»...

При издании мы старались сохранить орфографию и пунктуацию машинописного текста, с учетом той правки, которая была внесена автором собственноручно. Стоит сказать, что в соответствии с особенностями «советской машинописи» твердый знак на письме обозначался как «»», что было наследием орфографической реформы октябрьского переворота: по ле-генде, революционные матросы выбрасывали из типографий не только «яти», но и литеры с твердым и мягким знаком. В настоящем издании твердые знаки стоят на своих местах. Един-ственное серьезное вмешательство, которое позволили себе издатели по отношению к машинописному тексту Николая Дмитриевича, так это привести постраничные ссылки и примечания в соответствие с принятой ныне стилистикой, дабы облегчить читателю возможность обратиться к первоисточнику. Еще одна

44 Филарет (Вахромеев), митрополит. Оценка состояния и перспектив Развития современного православного богословия // Православное богословие на пороге третьего тысячелетия. Богословская конференция Русской Православной Церкви. Москва, 7-9 февраля 2000 г. Материалы. М., 2000. С. 18.

39

вольность - появление издательских примечаний в конце речи, призванных уточнить обстоятельства ее произнесения, современное состояние исследований в данной области и, конечно, краткие биографические свидетельства о тех лицах, которые были упомянуты автором: читатель легко узнает эти дополнения по квадратным скобкам соответствующих отсылок.

В качестве приложения к настоящему изданию мы решили опубликовать уже упоминавшуюся статью И. Ю. Крачковского «Благодатный огонь» по рассказу Ал-Бируни и других мусульманских писателей Х-ХШ вв.», опубликованную в журнале «Христианский восток. Серия, посвященная изучению христианской культуры народов Азии и Африки. Издание Императорской Академии наук» (Т. III. Вып. 3. С. 225-242) за 1915 год. Несколько слов и об академике Игнатии Юлиановиче Крачковском, авторе перевода Корана на русский язык и комментариев к нему, который вышел в свет лишь через 30 лет после его кончины.

Он родился в 4/16 марта 1883 года в Вильно в семье Юлиана Фомича Крачковского (25 июля 1840 - 25 июля 1903, Виль-на), фольклориста, этнографа, историка и педагога. Его отец закончил Петербургскую духовную академию в 1861 году и впоследствии получил степень магистра богословия. Затем преподавал русский язык в Молодечненской учительской семинарии и служил инспектором народных училищ Виленского учебного округа. Затем директором Полоцкой учительской семинарии, а позже - Виленского учительского института. В 1884 году был выслан в Туркестан по подозрению в участии в белорусском национальном движении. По возвращении в Вильну он становится председателем Виленской археографической комиссии и музея (1888-1902).

Ранее детство самого И. Ю. Крачковского прошло в ссылке. В 1901-1905 годах он учился на факультете восточных

40

псов Петербургского университета, где был оставлен при асЬедре арабской словесности. В 1908-1910 годах посетил Сирию и Египет, где впоследствии неоднократно бывал, г 1910 года преподавал в Петербургском университете. 9 ноя-боя 1921 года был избран действительным членом Российской дкадемии наук, а с 1925 - АН СССР. С 1944 года вплоть до своей ранней смерти возглавлял кафедру арабской филологии в Лениградском университете.

Он был арестован у себя дома в Петрограде в ночь на 20 июля 1922 года - сразу после того, как они с женой отметили вечером десятилетие своей свадьбы. И. Ю. Крачковский обвинялся в шпионаже в пользу Финляндии. Лица, привлеченные вместе с ним, были расстреляны. Поводом для обвинения был факт знакомства Крачковских с одной финской семьей в Юк-ках, где они с 1917 года жили на даче. По ходатайству ученого сообщества и президиума Академии наук он был освобожден 12 января 1923 года. В 1930 году его имя фигурировало в докладной записке в Политбюро о существовании в «Академии нфк монархической группировки», автором которой был заместитель председателя ОГПУ Генрих Ягода. Только чудом можно объяснить тот факт, что он не был арестован по так яазываему «академическому делу». Впоследствии работал в Азиатском музее, Институте востоковедения, был вице-Председателем Географического общества СССР. Во время блокады обеспечивал сохранность научных и культурных ценностей в осажденном Ленинграде.

Игнатий Юлианович скончался 24 января 1951 года на 68-м (У жизни от сердечного приступа, придя домой после очередного университетского собрания, клеймившего «безродных кйОДополитов». Хотя его имя и не упоминалось, но страхи советской эпохи оказались сильнее. В том же 1951 году уже посмертно он стал лауреатом Государственной премии. К этому

 

41

времени он был награжден двумя орденами Ленина и считался «главой школы советского востоковедения и арабистики». Среди его научных интересов - издание первоисточников. Ему принадлежит более 450 печатных трудов. Десятки неопубликованных рукописей, набросков по средневековой и новоарабской литературе, арабскому литературному языку и его диалектам, истории арабской культуры, ислама, истории отечественного и зарубежного востоковедения, его труд «История географической литературы у арабов» был издан Лигой арабских государств в 1963 году. Изначально И. Ю. Крачковский предполагал заниматься историей христианства на Востоке, но последующее изменение общественной ситуации в России и арест заставили его изменить научные планы.

Сергей Бычков,

доктор исторических наук (Москва)

Диакон Александр Мусин,

доктор исторических наук,

кандидат богословия (Санкт-Петербург)