В. Из Патерика
Кто-то из отцов рассказывал, что в Келлиях жил трудолюбивый старец, одевавшийся в рогожу[105]. Однажды он пришел к авве Аммону. Тот увидел, что на нем рогожа, сказал:
– Для тебя нет от нее никакой пользы.
– Отче, – спросил старец, – меня смущают три помысла: или уйти в пустыню, или на чужбину, где меня никто не знает, или закрыться в келье и ни с кем не встречаться, и есть через день. Что мне из этого выбрать?
– Ничего из этих трех вещей тебе не полезно, – ответил авва Амон. – Но если хочешь моего совета, то лучше сиди в своей келье, ешь понемногу каждый день, постоянно держи в своем сердце молитву мытаря[106] и сможешь спастись.
Брат пришел к великому старцу, жившему на Фермийской горе, и спросил:
– Что мне делать, авва, душа погибает?
– От чего, чадо? – спросил старец.
– Когда я был в миру, – отвечал брат, – я охотно и подолгу соблюдал посты и бдения, и было у меня глубокое благочестие и ревность, а теперь не нахожу в себе ничего хорошего.
– Поверь, чадо, – сказал старец, – все эти дела в миру ты совершал ради тщеславия и людских похвал, а Богу они были не угодны, и потому сатана не воевал с тобой: какая нужда была ему лишать тебя рвения, от которого не было никакой пользы? А теперь лукавый увидел, что ты стал воином Христовым и воюешь с ним, тут и он ополчился на тебя. Богу же больше угоден один псалом, пропетый тобой с благоговением, чем тысячи, которые ты читал в миру. И твой малый пост Он принимает охотнее, чем недельный пост в миру.
– Да я теперь совсем не пощусь, отче, – возразил брат, – и все доброе, что было у меня в миру, теперь ушло от меня.
– Брат, – сказал старец, – хватит тебе и того, что у тебя уже есть. Только терпи, и все у тебя получится.
Но брат продолжал стоять на своем:
– Нет, право, авва, моя душа погибает.
– Вот что, брат, я не хотел тебе говорить, чтобы твой помысел не навредил тебе. Но вижу, сатана вверг тебя в лень, и потому скажу: когда тебе кажется, что в миру ты якобы творил благо и вел праведную жизнь, – это и есть превозношение. Точно так же думал и фарисей, и потому лишился и тех благ, которые сделал. А если ты теперь думаешь, что ничего хорошего не делаешь, этого, брат, тебе (вполне) достаточно для спасения, ибо такое понимание и есть смирение. Этим и был оправдан мытарь, не сотворивший ничего благого. Ибо Богу угодней человек грешный и ленивый, но с сокрушенным сердцем и смиренный, чем делающий много хорошего, но при этом превозносящийся тем, что он творит благо.
Получив великую пользу, брат поклонился старцу в ноги и сказал:
– Благодаря тебе, авва, спаслась моя душа.
Авва Епифаний сказал: «Хананеянка кричала, и была услышана, кровоточивая молчала и стала блаженной, мытарь не отверз своих уст, но его услышали, фарисей же вопил, но был осужден».
Авву Лонгина спросили:
– Какая добродетель выше всех остальных?
– Думаю, – ответил он, – поскольку гордыня – худшая из всех страстей и даже кое-кого смогла низвергнуть с небес, то смиренномудрие – больше всех других добродетелей. Ведь смирение способно поднять человека со дна бездны, даже если он грешен, как бес. Вот почему Господь прежде всего ублажает нищих духом.
Авва Сарматий сказал: «Мне больше по душе человек согрешающий, но осознающий, что он грешит и кается, чем тот, кто не грешит и считает себя праведником».
В одном городе был епископ. По действию сатаны он впал в блуд. И вот во время службы в храме, когда еще никто ничего не знал, он исповедал свой грех перед всем народом.
– Я впал в блуд, – сказал он и сложил свой омофор в алтаре, – и больше не могу быть вашим епископом.
Все стали плакать и говорить:
– Твой грех на нас, только останься епископом.
– Если хотите, чтобы я остался епископом, сделайте то, что скажу, – он велел запереть двери церкви, лег на пороге у выхода и сказал:
– Не будет иметь части с Богом тот, кто, выходя из храма, не наступит на меня.
И все сделали по слову его. Когда вышел последний прихожанин, с неба раздался глас:
105
Такую одежду плели из соломы или камыша и носили для измождения тела, как вериги или власяницу.