Как-то Павел зашёл к Великому Макарию, прозванному Горожанином, и сказал:
– Авва Макарий, во мне мучительная тоска.
Тот попросил его сказать о причине тоски. И Павел рассказал:
– В деревне живет дева, которая совершает подвиг вот уже тридцать лет. О ней мне рассказывали, что ест она только по субботам и воскресеньям, а в те пять дней, которые не ест, прочитывает семьсот молитв. Узнал я об этом и расстроился: мужчины по природе превосходят женщин телесной крепостью, а больше трехсот молитв прочесть я не могу.
– Вот уже шестьдесят лет как я монах, – ответил Макарий, – и все это время моим уставом были сто молитв в день, а в остальное время я зарабатываю себе на еду и беседую с братьями, надеюсь, даю им хорошие советы. Но совесть меня не осуждает за нерадивость, а ты триста молитв произносишь, и совесть тебя осуждает. Очевидно, ты молишься не в чистоте сердца. Ты можешь и больше молиться, но не молишься.
В. Его же
Фивейский аскет Дорофей жил в пяти верстах от Александрии в пустынном месте. О нем я слышал от святого Исидора, пресвитера, отвечавшего в александрийской церкви за приём странников. К нему я пришёл сначала с просьбой о пострижении. Он пошёл со мной за город, привёл к аскету Дорофею и, передав меня ему из рук в руки, попросил возложить на меня монашеские послушания.
Старец Дорофей вёл очень суровую жизнь: целый день, даже в полуденный зной, он ходил по приморской пустыне, собирал камни и строил из них кельи, которые по телесной немощи могли построить себе не все. Я спросил его:
– Зачем ты так делаешь, отче. Ты уже так стар, зачем убивать своё тело невыносимым зноем?
– Не солнце меня убивает – я сам себя убиваю, – ответил старец.
Он съедал шесть унций хлеба в день, иногда прибавляя немного зелени, и выпивал небольшую кружку воды. Бог свидетель, никогда я не видел, чтобы он вытягивал ноги или сидел без дела на циновке или кровати. Всю ночь он сидел и плёл веревки из пальмовых веток, чтобы прокормиться. Вот, думаю я, какого подвига он достиг. Но от других подвижников, которые с ним были хорошо знакомы (а у него были и ученики), я узнал, что он с молодых лет придерживался такого образа жизни: никогда не ложился спать, но только во время работы или еды ненадолго закрывал глаза, так что бывало, если во время еды его слишком клонило ко сну, то кусок хлеба выпадал у него изо рта.
Однажды я стал его убеждать прилечь на циновку и немного поспать. Я горячо его упрашивал об этом, а он печально сказал:
– Если ты ангелов убедишь немного поспать, то убедишь и того, кто ревностен в ангельской жизни.
Как-то он послал меня в девятый час принести воды из колодца. Но на дне колодца я увидел змею, стремглав помчался к старцу и закричал:
– Мы погибли, авва, в колодце змея.
Он с достоинством улыбнулся, слушая меня, и, покачав головой, сказал:
– А если дьявол решит во все колодцы набросать аспидов[47] [48], змей, черепах и всяких ядовитых гадов, ты что же, совсем перестанешь пить?
Он подошёл к колодцу, набрал воды и, перекрестив, выпил её. А мне сказал:
– Где знамение Креста, там не совершит своей злобы сатана.
Г. Из Патерика
Авва Даниил рассказывал об авве Арсении: «Как-то он позвал моих отцов авву Александра и авву Зоила и, смиряя себя, сказал:
– Так как бесы со мной сражаются, и я не знаю, может быть, они похитят меня во сне, потрудитесь со мной этой ночью и понаблюдайте, чтобы я не заснул во время всенощного бдения.
Вечером они сели, один справа, а другой слева от него, и молчали. Потом эти отцы рассказали:
– Мы засыпали и просыпались, но не видели, чтобы авва Арсений дремал. А утром, Бог знает, по своей воле он это сделал, что задремал, или поистине природный сон его охватил, только он трижды зевнул и тотчас вскочил и спросил:
– Правда, что я задремал?
– Не знаем, – ответили мы».
Он же рассказывал об авве Арсении: «Он всю ночь пребывал в бдении. А когда брезжил рассвет и человеческая природа понуждала его ко сну, он говорил, обращаясь к своему сонному телу:
– Вставай, злой раб, – и немного перехватив сна, тотчас вставал».
Авва Арсений сказал: «Монаху достаточно одного часа сна, если он подвижник».
Авва Виссарион говорил: «Сорок дней и ночей я стоял, опираясь на ветки кустов, и не засыпал, чтобы победить сон».
Он же сказал: «Сорок лет я не ложился на бок, но спал только сидя или стоя». Этот старец провел весь свой век, как птицы небесные, безмятежно и вдали от мирских забот. У него не было никакого имущества на земле, даже самого незначительного, даже ни одной книги, а только плащ и то драный. Он никогда не заходил в дом, но всегда стойко проводил все время в пустынях и безлюдных местах под открытым небом, терпя холод и зной. Так он возвысился над телесными нуждами.
48
Здесь, вероятно, речь идет о какой-то разновидности ядовитых панцирных или ракообразных, которые водились в приморской части пустыни.