Томас Манн в хронике того, что происходило в его отечестве, не без содрогания воспроизводит разговоры своих интеллектуальных сограждан, потому что культуру Запада снова оспаривали — и отвергли. Национал-социализм пришел к власти в Германии.
Чем же было 11 сентября? Атакой на нашу культуру пли следствием недостатка культуры? Это важный вопрос, так как ответ на него определит будущее нашего общества: в чем же состоит культурный идеал западного мира? Но одно пока что мы знаем точно. Когда противоречие между политикой и народом с одной стороны и культурной элитой с другой стороны — «стражами культуры», как их называет Сократ, — столь непреодолимо велико, тогда культурный идеал, каким бы он ни был, пребывает в глубоком кризисе.
Понятие «культура», или «цивилизация», в истории духовного развития Запада сравнительно молодое понятие. Лишь в во второй половине XVIII века вошло в употребление слово civilisation, и именно в значении, которое придавал ему французский мыслитель Кондорсе: общество, которому не нужно насилие для осуществления политических изменений. Никто не обладает абсолютной властью вследствие разделения властей, и политические, интеллектуальные, религиозные свободы, так же как и свобода искусства, гарантируются основным законом и соответствующими институциями, которые должны защищать демократию.
В трактате Observations concerning the distinction of ranks in society [Наблюдения касательно различий положения в обществе] (1771 г.) относительно малоизвестный шотландец Джон Миллар, вероятно, впервые использовал термин civilisation, определяя его как «this gentility of mores which is the natural consequence of abundance and security» [«смягчение нравов, как естественное следствие богатства и безопасности»]. Не может быть цивилизации без благосостояния и безопасности. Прорыв из замкнутой феодальной системы, появление буржуазии, развитие городов, торговли, денежного хозяйства и демократических свобод суть одновременно важнейшие стимулы культурного расцвета и развития форм культуры. Но хотя очевидно, что оба фактора — благосостояние и безопасность — необходимы, чтобы культура могла возникнуть и продолжать существовать, они вовсе не гарантируют действительного существования культуры. Благосостояние и безопасность — предварительные условия, они не самоценны, не они образуют самоё суть культуры. Если общество строится исключительно на безопасности, возникает полицейское государство, в котором отсутствует свобода, питающая культуру. А общество, возвышающее благосостояние и деньги до абсолютных ценностей так же мало обладает культурой и погибает от вырождения
Западное общество с точки зрения своего собственного идеала культуры находится в глубоком кризисе Тем кто привержен этому культурному идеалу, невозможно не критиковать это общество. Дело, однако, в том, что одна элементарная культурная норма все еще действует: для осуществления политических изменений обществу не нужно насилие. Профсоюзы, защитники окружающей среды, защитники прав человека и множество других общественно ангажированных групп могут свидетельствовать, что — хотя и все более мучительно медленно и не без бесконечных трудностей и затраты колоссальных усилий — возможно ненасильственно осуществлять глубоко идущие общественные преобразования. И эти возможности существуют, потому что имеется разделение властей и гарантируются демократические свободы и права человека. После мрачных эпизодов тоталитарного насилия — от которого именно Америка освободила Европу — это один из немногих уроков истории, который запечатлелся во всех клеточках нашего общества. Кто в западном обществе для достижения своих политических целей прибегает к насилию, тот больше не участвует ни в каком диалоге и порывает с культурой.
Дело также и в том, что террористическая акция И сентября 2001 года вовсе не была делом рук «обездоленных, бессильных, терроризируемых, несовершеннолетних». Совсем наоборот. Акция, стоившая полмиллиона долларов, была совершена людьми, получившими образование, принадлежавшими к среднему классу, с идеологией, соответствующей средневековым теократическим идеалам, подобных тем, которых домогались немецкие фашисты образца 1919 года. Картина мира у талибов секты, причастными к которой чувствуют себя террористы, тоталитарная, фашизоидная картина мира, на этот раз лежит в русле ислама. Стоит к ним прислушаться, сразу же распознаёшь голос иудео-католического коммуниста из Давос-Дорфа. Нетерпима никакая свобода: ни политическая, ни интеллектуальная, ни художественная, ни религиозная, ни сексуальная. Есть лишь абсолютное подчинение всемогущим религиозным вождям, которые согласно своей идеологии должны очистить мир от всего, что может повредить душе истинно верующих и поэтому может угрожать их земному Священному Граду. Вред начинается с существования неверных, то есть всех тех, кто не обратился к истинному учению, и охватывает в особенности ту часть человечества, где и вправду существует политическая, интеллектуальная, художественная, религиозная и даже сексуальная свобода. Символ западной военной мощи, Пентагон в Вашингтоне, и символ западного благосостояния, Всемирный торговый центр в Нью-Йорке, в котором находились бюро более чем шестидесяти стран, — эти здания стали целью насилия именно потому, что символизировали условия дальнейшего существования западной культуры, с ее ценностями и свободами.
Мозг, разработавший все эти атаки, постарался через многочисленные послания устранить все недоразумения и дать ясно понять, что конечная цель — уничтожение неверных, их культуры, их ценностей, их свобод. Цель, которая может быть достигнута, только если победит его тоталитарная идеология. 11 сентября было лишь началом священной войны. И именно в этой цели, проистекающей из неописуемо чудовищной ненависти, следует искать столь интенсивно разыскиваемые причины, основание и питательную среду для 11 сентября.
В тоталитаризме талибов и их верховного мозга, планирующего акты насилия, женщины не имеют никаких прав, гомосексуалисты истребляются, произведения искусства — в том числе тысячелетние статуи Будды — уничтожаются; нетерпимо не только инакомыслие, но и вообще любая инакость, хоть сколько-нибудь отходящая от предписаний религиозной власти.
Бросается в глаза, что эта творящая насилие средневековая теократия могла угнездиться в мире, в котором ничто не может оставаться скрытым, без того чтобы западная культурная элита предприняла хоть какую-либо серьезную попытку положить конец подобному варварству.
Бросается в глаза, что вышеупомянутые критики не проявляют ни малейшего сочувствия ко всем тем мужчинам, женщинам и детям, от которых среди гигантских руин не осталось ничего, кроме праха. Имена их не вспоминают, ими не интересуются, они у них даже отняты — тем, что тысячи жизней сводят к абстракции: не они подверглись нападению, но капитализм, глобализм, американизм.
Бросается в глаза, что анализ 11 сентября и суждения относительно этого со стороны многих лиц, формирующих общественное мнение, определяются подобным редукционизмом.
Несомненно, дело здесь в антиамериканизме. Что касается типа мышления, здесь нет никакого различия между, скажем, антисемитизмом, антиисламизмом или антиамериканизмом. Всякий раз многообразие сводится к единственному, одномерному образу, которому приставка анти- придает всякого рода неприемлемые свойства. И такая карикатура предлагается в качестве истинного облика иудаизма, ислама или Америки. Что касается последнего случая, для антиамериканистов Америка всего лишь капитализм, коммерция, общество потребления, кич, бросовая продукция, гамбургеры, отсутствие традиций, телевидение, поверхностность, милитаризм, империализм и т. д. И всякий раз, когда такой антиамериканист сталкивается с чем-либо из перечисленного, он видит в этом Америку. Америка всегда всё плохое, поскольку ничто положительное не вписывается в этот замкнутый образ. И так же как до совсем недавнего времени в подобной редукционистской близорукости всё, что касается пролетариата, всегда было хорошо, а всё, что касалось буржуазии, всегда плохо, так же точно бедные всегда жертва, а богатые всегда преступники. Америка богата, и поэтому она никогда не может быть жертвой, ибо всё, что с ней происходит, происходит исключительно по ее собственной вине. Это яркий пример интеллектуального подхода идеологов, которые действительность сводят к политическому взгляду, для которого существует только левое и правое. Понятия хорошего и плохого, всё, что относится к морали, политизируется и подгоняется под идеологические шаблоны. Всё, что слева, — хорошее, всё, что справа, — плохое. Поэтому опять-таки неудивительно, что антиамериканисты циничное убийство трех тысяч ни в чем не повинных людей наделяют моральной легитимацией. Разумеется, покушение на убийство есть преступление, но… капитализм, глобализация, империализм, милитаризм ведь не без вины, более того: сами же виноваты. Так жертвы делаются виновными, преступники не столь виновны, и зло не такое уж и плохое. Так как Америка всегда плохая и любое нападение на эту страну всегда должно быть хорошим, массовое убийство представлено, и тем самым оправдано, как не-называемое-хорошим-но-хорошо-понимаемое и тем самым вполне согласующееся с критикой общества, которое, применительно к выдвинутому им самим культурному идеалу, оказалось несостоятельным. Эта форма аргументации отнюдь не нова. Салонные фашисты из Мюнхена, Хайдеггер, этот шварцвальдский мудрец, интеллектуальные апостолы коммунистического государства всеобщего благоденствия — все они на основании в принципе не безосновательной критики вполне искренно оправдывали акции Людей Дела: Гитлера, Сталина и их приспешников. Рэймон Арон справедливо заметил, что эти интеллектуалы неизменно беспощадны к промахам демократии, но при этом снисходительны к преступлениям куда более тяжким, если те вписываются в их идеологическую картину мира.