Bildung [образование/воспитание] лишено всякого смысла; оно всего лишь разукрашенная, пустая кукла. Пользу провозгласили важнейшей целью жизни. Зарабатывать больше, желательно же — еще больше. И я, возложивший на себя благородную задачу воспитания молодежной элиты, довел свой труд до такого низкого уровня, чтобы формировать courante [годных к обращению] людей. Всё должно было бы стать courant, сиюминутным, приспособленным, ходовым, прежде всего не инаким, не трудным, не тяжелым, привычным, лучше всего — привычным. Только так можно было бы быстрее всего заработать, только так каждый был бы счастлив. Не так сложно, господин профессор! Пожалуйста! Ведь всякое образование, которое ведет к одиночеству, где речь идет не о деньгах и приобретении, которое требует времени, образование, нацеленное на создание собственного Я, было бы «höheren Egoismus» [«в высшей степени эгоизмом»], было бы «unsittlichen Bildungsepikureismus» [«безнравственным образовательным эпикурейством»]. Комедия, если бы это не было трагедией. Университеты. В 25 лет стать профессором. Хорошо еще, семь лет спустя я от всего этого отказался. Мигрень. Эти адские боли всё же принесли какую-то пользу, ни Верситет наш испорчен. Люди, годные к обращению. Вот где они сидят. Вот где их формируют. Конформируют. Новая дефиниция наилучшего. Приспосабливаться. К деньгам и публике, разумеется. Интеллектуалам не спасти мир. Да это и не нужно. Ведь мир погибает. Они способны только ускорить гибель. И писать они тоже уже не могут. Пусть они улучшат свой стиль. Тогда улучшится и их мышление. И что? Я живу, как Овидий, в изгнании, которое я сам себе выбрал. Пишу книги, которых никто не читает. Я открыл истину, которая никому не понятна. Мне сорок лет и я чувствую себя стариком. Как будто никогда не состарюсь. В моей истине кроется мое одиночество. Я никогда не позволял себе идти на уступки. Всегда оставался верен чистому мышлению. Паскаль. Конечно, помешанный на самобичевании. Но блестящий и истинный. Мошенничество. В нынешнем христианстве сплошное мошенничество. Добродетели — лицемерие, и усердное послушание сходит за благочестие. К Паскалю я отношусь с уважением. «Toute notre dignité consiste donc en la pensée» [ «Всё наше достоинство заключается в мысли»]. Безусловно. Совершенно верно. У меня нет другого выбора, кроме как думать и впредь. Оставаться этому верным. Смотреть прямо в глаза действительности. Сократ. С него всё началось. Данте, Спиноза, Паскаль, Гёте! Хотя веймарский гений и был язычником, своей глубокой симпатией к морали Евангелий он принадлежал к их числу. К одиноким вместе с их Богом. Если они одиноки, то я еще более одинок. Мое время еще придет. Гёте. Более европеец, чем немец. И поэтому великий человек. «Unser ganzes Kunststück besteht darin, daß wir unsere Existenz aufgeben, um zu existieren» [ «Весь наш фокус состоит в том, что мы отрекаемся от нашего существования, чтобы существовать»]. Блестяще сформулировано, но неверно, мой дорогой Гёте. Повседневное, телесное существование, и ничто иное. В этом всё. То, что после него, и то, что сверх него, где тоже ничто. Ничто! Вот оно, ключевое слово моей истины. Нигилизм. Нет непреходящих, универсальных, вневременных ценностей, ибо нет никакого безвременья, никакой трансценденции. Ибо там — пусто. Великая пустота. Ни истины, ни красоты, ни добра. Я существую. В этом всё. Есть только моя истина, моя красота, моя мораль, моя справедливость. Каждому своё. Как угодно. Нигилизм. Он уже на пороге, но всё еще никто не понимает последствий. Дамы и господа! Истины не существует. Иникогда не существовало. Но вас пытались убедить в обратном, потому что без вашей религии, вашей морали, ваших метафизических пут вы со всей вашей доморощенной нравственностью вели бы себя как животные. Лекции бесполезны. Вы их не слушаете, а понимаете еще меньше. Величайший секрет нигилизма. Смысла больше не существует. Только бессмыслица! Ибо всё, что могло бы сообщить смысл человеческому существованию, все ценности, которыми руководствуется человек, так как они универсальны и вечны, вместе с вечностью исчезли в этом Великом Ничто. Нет мира идей. Есть только природа. Оставайся верен своему телу, своим инстинктам, своим побуждениям, своему хаосу. Всё дозволено, потому что ничто не стоит над нами. Безграничная свобода без всякого смысла. Такова жизнь. Сократовский идеал человеческого достоинства был idée fixe. Единственные идеи, которые действительно продолжают жить. И всегда должны были бы жить. Ибо что станут делать эти ungebildete Gebildeten [необразованные образованные], утратив высшие ценности? Утратив смысл жизни? Появятся новые божки. В каждом сообществе свой собственный божок, своя собственная idée fixe. Божок националистам, божок социалистам, божок капиталистам, божок рационалистам. Каждому свой божок. Евреи будут их ненавидеть. Рядом с каждым божком по козлику отпущения. Поразительно, что человек не может обходится без абсолюта. Мой человек был бы другим. Übermensch [Сверхчеловек]. Он не нуждается в абсолюте. У него достаточно сил, чтобы принять бессмысленное. Он побеждает не других, а самого себя. Я освободился. Они — нет. Они не доросли до свободы. Свобода для них — проклятие. Уже Сократ понимал это. Теплый полдень в Пирее. Эту прославленную беседу я читал по-гречески со студентами. Справедливое государство, философ троне, и вслед за этим дискуссия об упадке идеального государства. При олигархии, с властью богатых, народ, бедняки восстают и устанавливают демократию. Каждый теперь свободен, каждый может говорить что хочет и устраивать жизнь по своему усмотрению. Принуждения больше не существует, а без принуждения первым делом исчезает образование. С устранением образования исчезают и добродетели. И вот великолепный пассаж: «Душу, избавленную и очищенную от прежних ее добродетелей, захватят и посвятят в последние таинства новые господа: Наглость, Разнузданность, Расточительность и Бесстыдство, великолепно украшенные, увенчанные венками и сопровождаемые многими толпами. И те будут петь им хвалу и называть милейшими именами: наглость — благовоспитанностью, разнузданность — свободою, расточительность — великодушием, бесстыдство — мужественностью». Рука Платона. А затем, на следующей странице, тирада против свободы: демократическое государство, обуреваемое жаждой свободы, теряет всякое чувство меры: «Стоит гражданам почувствовать хотя бы видимость принуждения, их это уже раздражает. Они просто не могут его выносить! И каков же конец всему этому? Ты знаешь, вероятно, не хуже меня. Они перестают считаться с законами, писаными или неписаными, чтобы вообще никогда не иметь над собой господина». К счастью, ничего не забыл. Единственный способ постичь текст — это его перевести. И после эпохи свободы люди, уставшие от нее, приветствуют диктатуру. В одном я с этим греком согласен. В конце концов свобода становится для человека обузой. Лучше подчиняться. Точно. Нет, Сократ не был глупцом. Propositio 1: Без аристократии духа демократия гибнет от собственной же свободы. Demonstratio: Возьми наше время. Образование исчезает, добродетели исчезают, аристократизм исчезает, искусство различения исчезает, тишина исчезает, vita contemplativa [созерцательная жизнь] исчезает, дух исчезает, мораль исчезает, принцип ты должен исчезает. Propositio 2: Вышеупомянутое неизбежно. Demonstratio: Стремление Сократа к истине. Только истина должна быть весомой. Так вот, вера в абсолютное — ложь. Исследовано и доказано. Логика, господа. Прошу вас, немного логики. Никакой трансценденции не существует! Вечности не существует! Непреходящего не существует. Вы с ним не сталкивались, я с ним не сталкивался, никто с ним не сталкивался. Так что нет никаких непреходящих ценностей. Так что нет никакого универсального идеального образа человека, к достижению которого каждый должен стремиться. Вы можете снова быть верными земле и природе. Всё дозволено. Вы приговорены к свободе. Nichts ist wahr, alles ist erlaubt. Versteht man mich? Hat man mich verstanden?! [Ничто не истинно, всё дозволено. Меня понимают? Меня поняли?!] Это неизбежно, Сократ, неизбежно: расчеловечивание природы и оприродывание человека. После свободы — террор. Я это знаю. И искусство это знает. Ах да, Бог. Да, искусство тоже исчезнет. Divina commedia, картины Рафаэля, фрески Микеланджело. Всё исчезнет. Величайшие творения искусства прославляли религиозные и философские заблуждения человечества, они верили в абсолютную истину этих идей. С концом этой веры никогда уже не будет расцвета искусства, и эти творения утратят свое значение. А музыка? Твоя музыка? Два года как ты уже умер. Два. Или семь. Потому что в последние пять лет твоей жизни мы с тобой не обменялись ни одним словом. Наша дружба умерла. Ты умер. Я умер. Души не существует, но если я когда-либо имел душу, то тогда она умерла. Из-за тебя. Только тебя я любил. И никого другого. Пусть этого никогда больше не будет. Один раз умереть от любви вполне достаточно. Это была настоящая дружба. Männer-freundschaft [Мужская дружба]. Я тебя понимал, и ты меня понимал. И как часто мы не бьши вместе? Сколько наших планов так никогда и не исполнилось? Сколь многого я для тебя так и не сделал? Мои коллеги стали меня ненавидеть, потому что я провозгласил тебя гением. Но я всегда был тебе вереи Верен, как Елизавета Тангейзеру, Сента — Голландцу, Эльза — Лоэнгрину, Брюнгильда — Вотану, Курвенал — Тристану. А ты Почему ты должен был меня предать? Ты прокрался обратно к христианству и вновь бросился в объятья проклятой Римской церкви. От моей истины ты отрекся. Ты не должен был бы этого делать. Не ты. Всё мог бы я простить тебе. Твои трезы об этом глупом народе, твое глупое юдофобство, твое тщеславие, твою страсть к роскоши, твою жажду славы. Всё, но только не провозглашение лжи, которую я, я разоблачил. Ты никогда не был достаточно силен, чтобы достичь духовной свободы. Мир был для тебя важен. Именно из-за своей алчности, своей жажды славы, своего юдофобства и национализма ты меня предал. Ты не смог сохранить верность. Ты не мог выносить критику, и тебе приятны были воскурения, которыми окутывал тебя твой тесть. Я любил тебя. Я был тебе верен. Почему мне пришлось стать твоим злейшим противником? Почему мне пришлось убить свою любовь к тебе? К тебе и к твоему божественному искусству. Ты хотел быть чревовещателем Бога. Спасителем! А я? Что поведал тебе мой врач? Что я стал сумасшедшим из-за чрезмерного онанизма? И что я педераст? Не что иное, как проекция, мой дорогой. Проекция. Ну ничего. Прошло. Всё прошло. Холодно здесь. Мне холодно жить. Я чувствую себя мертвым. Кругом всё мертво. Абсолютной истины не существует. Любви не существует. И это хорошо. Только твоя любовь сделала бы мои истины недостоверными. Твоя любовь стала бы для меня вечной. С твоей любовью всё, что для меня мертво, казалось бы мне живым. Seht ihr’s Freunde? Seht ihr’s nicht? [Вам ясно, друзья? Не ясно?] Голова раскалывается. Нужно лечь.