Выбрать главу

Разве вы вместе со мной не пришли к выводу, что мудрость — это не что иное, как единство жизни и бытия; что только своим поведением можем мы показать, что действительно обладаем мудростью и что-то понимаем в жизни? Безрассудная жизнь не только глупость, но также и зло, и знание, которое нас учит, как нам следует жить, самое важное из всех знаний.

Мы исследовали значение слова «мужество» и вывели, что суть его не в героическом поведении по отношению к другим, но в том, чтобы самому сметь быть мудрым, проявлять справедливость и другие добродетели, в безусловной верности поискам истины.

Мои обвинители ссылаются на свое благочестие, но я вас спрашиваю: насколько благочестив тот, кто всё знает о богах — я не спрашиваю как, — послушно выполняет обряды, но ненавидит ближних? В обвинении стоит, что я не почитаю богов, но я никогда не отрицал божественности. Напротив, я всегда указывал на божественное происхождение человеческой души. Но поскольку боги это боги, а люди это люди, только душа может учить нас, смертных, что есть истина.

Так как мы люди, а не боги, никто из нас не может когда-либо вполне постичь истину. Поэтому мы должны изо дня в день всё снова и снова искать ее и каждого, кто нам повстречается, спрашивать: Истинно это или нет? Имеет ли это цену или нет? Послужит ли это нашему человеческому достоинству или мы его из-за этого потеряем? Истина обязывает нас различать добро и зло. Но что есть истина? Что хорошо? Что имеет значение?

Душа, источник всей жизни, учит нас, что всё, что дарит жизнь, благо, а всё, что ее убивает, зло. Всё, что имеет душу, — благо и будет жить дальше; всё, что не имеет души, не имеет цены и не может дальше существовать Одушевленная жизнь не подпадает забвению, бездушная жизнь заслуживает забвения. Наилучшее — истинно и таковым и останется, но что окажется ложью, исчезнет как снег в лучах солнца. Наилучшее бытие поэтому также посвящено поискам истины и упражнениям в добродетели. Любить человеческую мудрость — не что иное, как постоянно видеть эти различия и безоговорочно выбирал, истину.

Я давно уже решил для себя быть верным поискам истины. И лучше я претерплю несправедливость, нежели совершу ее. Лучше я умру, нежели приму участие во лжи. Ибо душа не переносит несправедливости и не переносит лжи. Она хочет жить в истине, а иначе умрет, тогда прекратится и моя жизнь, хотя я все еще буду существовать.

Поэтому, если теперь все вы мне скажете: “Сократ, на этот раз мы тебя отпускаем, но при условии, что ты больше не будешь предаваться своим исследованиям и заниматься философией. Если же снова попадешься на этом, тогда ты должен будешь умереть”, — если вы, как я сказал, захотели бы отпустить меня на этих условиях, тогда я бы вам ответил: я вам предан, афиняне, и люблю вас, но слушаться буду скорее бога, чем вас, и, пока я дышу и не утратил сил, не перестану философствовать, уговаривать и убеждать всякого из вас, кого только ни встречу, говоря то самое, что обыкновенно говорю: “Ты лучший из людей, раз ты афинянин, гражданин величайшего города, более всех прославленного мудростью и могуществом; не стыдно ли тебе заботиться о деньгах, чтобы их у тебя было как можно больше, о славе и почестях и не заботиться и не помышлять о разумности, об истине и о благе для своей души, и пренебрегать ею?” И если кто из вас станет спорить и утверждать, что он об этом заботится, то я не дам ему спокойно повернуться и пойти восвояси, а буду его расспрашивать, испытывать, уличать, если мне покажется, что в нем, поскольку он всё отрицает, нет Добродетели, я буду попрекать его за то, что он самое дорогое ни во что не ценит, а плохое ценит дороже всего. Так я буду поступать со всяким, кого только встречу, с молодым и старым, с чужеземцем и с соотечественником, особенно же с моими соотечественниками, потому что более всего к вам привязан.

Так велит божество, не забывайте об этом. И я верю, что нашему городу не выпало большего блага, чем таковое служение божеству. Ведь я только и делаю, что хожу по улицам и убеждаю каждого из вас, и молодого и старого, заботиться прежде и сильнее всего не о теле и не о деньгах, но о душе, чтобы становилась она как можно лучше. И на то я буду указывать, что не богатство ведет к добродетели, а добродетель приводит к богатству и ко всему, что нам во благо, как в частной, так и в общественной жизни. Если такими идеями я порчу юношей, то они, конечно, вредны. Но если кто утверждает, что я говорю что-либо иное, тот говорит ложь. Одним словом, граждане Афин, я хотел бы сказать, освободите вы меня или нет: я не изменю своего поведения, хотя бы мне это сотню раз стоило жизни».

В городской тюрьме Афин через месяц после вынесения смертного приговора Сократ выпил приготовленную для него чашу с ядом.

V

В городской тюрьме Рима в феврале 1944 года нацистскими палачами был замучен Леоне Гинцбург.

Значительная жизнь не знает случайностей, так же как и отсутствия важных решений.

Леоне Гинцбург вырос в Италии в русско-еврейской семье, которая вскоре после его рождения в 1909 году бежала из Одессы из-за неспокойного политического положения. Свободно владеющий двумя языками, наделенный большими способностями и рано повзрослевший, в восемнадцать лет он завершает перевод романа Толстого Анна Каренина. Как раз в это время он читает Былое и думы, обширные мемуары своего соотечественника Александра Герцена. Гинцбург решает идти по следам человека, которого признает своим духовным отцом, и посвятить свою жизнь и интеллектуальную деятельность европейскому духу его ценностям и его культурному достоянию. Он порывает с юриспруденцией и приступает к изучению литературоведения; после завершения учебы он преподает русский язык и литературу в университете Турина. Помимо этого он пишет эссе, основывает с двумя друзьями издательство принимает деятельное участие в публикации книг, строит планы издания исторической серии и становится плавным редактором журнала La Cultura. Почему? Он усвоил от греков, что отличительным признаком культуры является культивирование души, и видел свой интеллектуальный долг в том, чтобы лучшее достояние европейского духа — охватывающее много столетий и по сути космополитическое — сделать доступным для читателя в тщательно подготовленных изданиях, с тем чтобы благодаря публикуемым текстам из области мысли и литературной фантазии помочь людям выработать собственные взгляды и, насколько возможно, приобщить их к некоей человеческой мудрости. Гинцбург знает, что культура — это собрание многих путей, на которые могут ступить люди в поисках истины о себе и о человеческом бытии. Будучи верен этой истине, распространение и обогащение европейской культуры он сделал задачей всей своей жизни.

Италия, конец 20-х годов XX столетия. Когда Леоне Гинцбург приступает к выполнению своей жизненной задачи, фашисты во главе с Муссолини приходят к власти. Медленно, но неуклонно страна подпадает под власть режима, при котором мудрость должна уступить место абсолютному подчинению. Однако из истории жизни Александра Герцена Гинцбург усвоил, что культура и свобода не могут существовать, будучи оторванными друг от Друга. Кто уничтожает свободу, уничтожает культуру.

Герцен, родившийся в 1812 году в Москве, в 1847 году окончательно оставляет свое отечество, которое находится под деспотическим правлением Николая Первого. Он хочет где-нибудь в Европе посвятить себя тому, что считает призванием своей жизни: бороться за свободу, за право каждого человека на достойную жизнь. Но Герцен в шоке от той Европы, которую он застал. В апреле 1850 года он пишет в комнате парижской гостиницы:

«Видимая, старая, официальная Европа не спит — она умирает!

Последние слабые и болезненные остатки прежней жизни едва достаточны, чтоб удержать на несколько времени распадающиеся части тела, которые стремятся к новым сочетаниям, к развитию иных форм.

По-видимому, еще многое стоит прочно, дела идут своим чередом, судьи судят, церкви открыты, биржи кипят деятельностию, войска маневрируют, дворцы блестят огнями — но дух жизни отлетел, на сердце у всех неспокойно, смерть за плечами, и, в сущности, ничего не идет. В сущности, нет ни церкви, ни войска, ни правительства, ни суда — все превратилось в полицию. Полиция хранит, спасает Европу. Под ее благословением и кровом стоят троны и алтари, это гальваническая струя, которою насильственно поддерживают жизнь, чтоб выиграть настоящую минуту. Но разъедающий огонь болезни не потушен, его вогнали только внутрь, он скрыт. Все эти почернелые стены и твердыни, которые, кажется, своей Старостин) приобрели всегдашность скал, — ненадежны; они похожи на пни, долго остающиеся после порубки леса, они хранят вид упорной несокрушимости до тех пор, пока их не толкнет кто-нибудь ногой».