– Полагаю, епископ сможет принять вас через час, – сказал он. – Вы могли бы прийти через час?
– О да, – ответил Анрел.
– Я бы заставил их до седьмого пота играть в крикет, – проговорил капеллан. – Заинтересуйте их крикетом, и они забудут о своих дурацких камнях.
– Отлично. Я так и сделаю.
Глава двадцать третья
НОЧНОЙ ЛЕС
Анрел вышел на улицу, и его опасения переросли в уверенность; положение было настолько чудовищным, что никто не хочет его всерьез обсуждать. Выйти из него, как видно, можно только через крикетное поле. Но это не для него. Наконец-то до викария дошло, что те, которые исполняют административные обязанности, вряд ли сумеют найти достойный выход, несмотря на всю свою ловкость. Он очень испугался, что его не станут слушать и от него отвернутся из нежелания рисковать в заранее проигранном деле. Однако и опасения насчет нежелания епископа ему помочь, и предательская мысль о победе Пана отчасти стали результатом важной оплошности, которую многие допускают, едва наступает тяжелое время: на часах была уже половина третьего, а викарий только вспомнил о ланче. И он поспешил на постоялый двор под названием «Зеленый муж», никогда не менявший свой облик наподобие французских дворцов и свое наименование – на чужестранное «отель», но всегда называвшийся так, как принято у англичан, – постоялым двором. На втором этаже у него был нависавший над улицей эркер, и посетителей уже дожидался холодный ростбиф. Здесь викарий решил пересидеть час до аудиенции у епископа, так что после еды он раскурил трубку, без помех предавшись размышлениям.
Викарий решил настаивать на помощи епископа, как бы тот ни отнесся к его словам. Что за пуританский огонь вынуждал его продолжать борьбу с дикой языческой музыкой, завладевавшей его сердцем в точности так же, как сердцами остальных жителей Волдинга? Несмотря на то что она была прекрасной, утешала душу и давала надежду, какую ничто не могло дать, викарий видел в ней врага и не желал сдаваться.
Пора было возвращаться в епископский дворец, и точно в назначенное время Анрел позвонил в дверь.
– Прошу вас, сэр, – пригласил его привратник.
Они прошли в комнату, где уже находился епископ.
– Ах, – воскликнул епископ, пожав руку Анрелу, – капеллан поведал мне о ваших затруднениях в Волдинге.
– Да, милорд.
– Помнится, вы писали мне. Вы слышали какую-то музыку, но это была не простая музыка… фантастическая, которая смущает мысли, в отличие от того, что на самом деле должна делать музыка.
– Да, милорд.
– Кто бы ни исполнял ее, он мог бы с большей пользой заняться чем-нибудь другим.
– Да, милорд, если бы я был в состоянии убедить его.
– Правильно. А что интересует вас? У вас есть какие-нибудь любимые занятия, которым вы предаетесь в свободные часы, ну, хоть что-нибудь?
– Летом, милорд, я собираю цветы.
– Вот как. У меня тут есть кое-какие интересные книги, если вам захочется почитать.
– Боюсь, я не ботаник и мой гербарий никак нельзя назвать научным. На самом деле, мы с женой берем вазу и ставим в нее первые орхидеи, двухлепестковую и чемеричную. Потом появляются крапчатые орхидеи, орхидея «Мэн», пахучая орхидея, потом – пирамидальная и «Пчела». Мы стараемся отыскать как можно больше разных сортов и все лето наполняем ими вазу.
– У вас растет «Муха»?
– О да, иногда появляется, – ответил викарий.
– Мне говорили, что у вас такая есть.
– И бывает, – разгорячившись, продолжал викарий, – вырастает «Бабочка». Возле Волдинга в лесу…
– Нет, нет, ни слова больше, – прервал его епископ. – Даже мне. Вы не представляете, как быстро распространяется подобная информация, а если она дойдет до Лондона, то в одну прекрасную субботу к вам явятся двадцать человек, чтобы выкопать ее или хотя бы ее корни.
– Вы совершенно правы, милорд, – растроганно проговорил Анрел, которому всегда нравилось беседовать с людьми, понимающими толк в цветах.
Однако епископ переменил тему.
– А что вы делаете осенью и зимой? – спросил он. – В это время ведь нет цветов.
– Я собираю орудия труда древнего человека.
– Что ж, для этого трудно было бы найти место лучше. Волдинг, как мне помнится, хорошо известен геологам. И вы, насколько я понимаю, находите их в горах?
– Да, милорд. Особенно эолиты.
– Ну да. Они стали поводом для очень интересных дискуссий. Знаете, некоторые из них таковы, что кажется, не могли быть сработаны человеком.