— И что? А я парень — и поэтому должен довольствоваться тупыми этти? — буркнул я, уже сильно жалея, что не отфильтровал базар своевременно. — Может, мне тоже романтики хочется? Может, нынче и остались хорошие истории о любви — так только между парнями? Разучились сочинять нормальное сёдзе, понимаешь! Опошлились лав-стори бездумными штампами. Подешевели гет-чувства! Инфляция традиционных отношений!
— Угу, — ошалело хлопала она глазами. — Сёнен-ай, значит? А это…
— Что? — насупился я, уже понимая, какой вопрос вертится у нее на языке, прилипая к шоколадному послевкусию.
— А как же яой? — осторожно спросила она, готовая подхватиться с места в любой момент и убежать от меня прятаться.
— Сёнен-ай без горячих сцен, что борщ без соли, — изрек я, разом обрубая себе мосты к отступлению. — И без свёклы.
— Соу-дэс-ка-а… — протянула она.
На том наш первый чистосердечный разговор закончился.
Машке понадобилось несколько дней, чтобы переварить откровение. Она не приходила на «шоколадный перекур», избегала меня напрямую, однако вела прицельный снайперский обстрел глазами поверх морозильных витрин.
Потом началось!
— Жень! А Жень? — шепотом, притиснувшись ко мне, занятому, всем телом, к согбенной спине упругими мячиками. — Ну Же-е-ень!
— У?
— Глянь, там два парня за кетчупом пришли. Глянь-глянь! Как думаешь, кто из них уке? Я ставлю на того, в синей куртке.
— Мань, это не смешно. Это просто пэтэушники, какой яой? Они слова-то такого не слыхали.
— Ну Же-ень! Ну я ж не всерьез. Ну, как ты думаешь, который?
— Мань, очевидно же! Который в синей — выше на полголовы и шире в плечах. Тут не романтику или предпочтения учитывать надо, а простые физические данные. Его приятель просто не удержит под собой, сил не хватит.
— А, вообще верно, — признала Машка.
Парни с недоумением оглянулись на продавщицу, оглаживающую их обоих затуманенным взглядом. Пришлось мне спешно ее щипать за попу — и чтобы очнулась от грез, и чтобы парням показать, что у нее уже есть тот, кто имеет право щипать за попу. Парни оценили пантомиму, ушли с гоготом.
Потом под фикусом:
— Жень, а Жень?
— У?
— А как думаешь, с кем приятней целоваться: с парнем или с девушкой?
Я подавился орешком, но быстро взял себя в руки:
— В лесбиянки собралась податься? Или в би?
— Неа! — отмахнулась она. — Юри — это фу! Я у тебя спрашиваю.
— А я откуда знаю?
— Неужто не пробовал сравнивать?
— Кого с кем сравнивать, если вообще не пробовал? — буркнул я, невольно краснея. Девичьи разговорчики, блин. Как яойщица с яойщиком. Похоже, она меня теперь за закадычную подружку держит? Ну, подружка с кадыком — закадычная и есть.
— У тебя что же, никого еще не было? — страшным шепотом в лоб спросила Машка, сверкая глазами.
— Я — отаку! — напомнил я неразумной приятельнице. — Нафиг мне кто-то нужен? Я охотнее с ноутом своим расцелуюсь в засос, чем к незнакомому человеку в слюнявый рот языком залезу.
— Тоже верно, — повела плечами Машка, приняв правомерность моей точки зрения.
От пожатия плеч мячи пришли в движение, заколыхались. Но я не отвел глаза — мне можно пялиться, я подружка! А Манька не обратила внимания.
— Слушай, но первый поцелуй — это ведь жутко важно! — сказала Манька. — Говорят, на всю жизнь запоминается. А представь, если б была такая возможность, с кем из звезд ты хотел бы разделить свой первый поцелуй?
— С Анжелиной Джоли!
Машка от моего мгновенного ответа чуть с подоконника не свалилась:
— Почему с ней? Она же… — В округлившихся глазах отчетливо читалось: «Она же женщина!» Но Машка сформулировала иначе: — Она же старая! И многодетная.
Я кивнул:
— Интересно узнать просто, отчего на нее Брэд Питт так запал.
— А, ясно, — такой ответ показался ей вполне логичным.
— А ты? — в свою очередь спросил я. — Ты сильна в поцелуях?
Манька смутилась.
— Ну уж побольше твоего опыт имею! — брякнула она, отведя взгляд. Добавила тихо: — В детском саду практиковалась с одним мальчиком.
— О! — оценил я с вусмерть серьезным фэйсом. — И как оно?
— Да, бли-ин… — запылали ланиты пожаром. — Как? Как цыплята клювиками — тык-тык!