Выбрать главу

О томъ, какимъ образомъ происходитъ въ такихъ случаяхъ «тасовка», «рѣзка» и «съемка» колоды (чтобы сложенный «баламутъ» не былъ потревоженъ), см. коробочка. [Cp. брать, взапуски, круглякъ, свистъ, своя, спускъ, теиде].

Баланда́. Жидкая кашица изъ пшонной и ячневой крупы — обычная пища острожниковъ.

Зовется также «кондеръ» и «подъебуриха».

Ба́нка. Ударъ, особымъ пріемомъ «ссѣкающій» часть кожи съ тѣла подвергаемаго истязанію за провинности и проступки противъ «арестантской» этики и тюремныхъ традицій и обычаевъ.

БАНЩИК — БАРЫГА

Ба́нщикъ. Воръ, спеціализировавшійся на кражахъ ручной клади по вокзаламъ. [Ср. мойщикъ].

Ба́нъ. Вокзалъ. [Ср. нѣм. Bahnhof, польск. banhof. Б.].

Ба́ня. Тѣлесное наказаніе.

Бара́нъ. Взятка (исключительно денежная), даваемая тюремному или острожному надзирателю или конвойному за право проноса въ зданіе тюрьмы самимъ арестантомъ спирта, махорки, картъ и т. п., пріобрѣтенныхъ имъ самимъ во время «вольныхъ работъ», т. е. работъ, производимыхъ внѣ стѣнъ тюрьмы или острога. Сумма же, вручаемая арестантомъ надзирателю или конвойному на покупку и проносъ уже ими самими въ камеры такихъ запрещонныхъ тюремнымъ уставомъ вещей, называется «курицею».

Барахло́ (брахло́). Всякая вещь, которая, представляя собою извѣстную стоимость, можетъ быть выставленной во время тюремной игры вмѣсто денегъ, какъ то: чай, сахаръ, бѣлье, сапоги, носильное платье, съѣстные припасы, инструменты, сапожный товаръ и т. п. При этомъ слѣдуетъ замѣтить, что во время ставки «барахла» противъ «бабокъ» первое считается лишь въ половину своей дѣйствительной цѣнности. Такъ напр. четверка чая въ 40 коп. считается равнозначащей ставкѣ въ 20 коп. деньгами, 2 фунта сахару — 15 копѣйкамъ, «коньки пѣтуховые» (сапоги въ 5 рублей) — пяти «ломыгамъ», т. е. полтинникамъ, и т. д. и т. д. [Бр. 90, 292].

Бара́шки. См. бабки.

Бардады́мъ. Король (одна изъ фигурныхъ картъ).

Ба́ринъ (сѣрый). См. антихристъ. [Бр. 280].

Бары́га. Скупщикъ краденыхъ вещей.

На московскомъ «блатномъ» жаргонѣ такой скупщикъ называется также «мѣшкомъ», въ тюрьмахъ южныхъ губерній — «блатакомъ», въ западномъ краѣ —«гурою».

Въ большинствѣ случаевъ «барыга» — старый воръ, бросившій свое прежнее опасное ремесло и замѣнившій его менѣе рискованнымъ и безъ сомнѣнія болѣе прибыльнымъ, ибо, скупая «темный», т. е. краденый, товаръ за безцѣнокъ (обыкновенно за 1/10 часть его дѣйствительной стоимости) и въ свою очередь продавая его за полцѣны извѣстнымъ ему перекупщикамъ (которые вступать въ непосредственныя сношенія съ ворами боятся), онъ наживаетъ гораздо болѣе лица, совершившаго кражу. Часто такой «барыга» самъ дастъ ворамъ «работу», указывая на какое-либо помѣщеніе, которое удобно было бы обокрасть. Во время «работы» онъ обыкновенно находится гдѣ нибудь по близости на другой сторонѣ улицы, за угломъ или въ воротахъ сосѣдняго дома. Въ случаѣ благополучнаго исхода предпріятія онъ тутъ же на улицѣ вручаетъ вышедшему съ украденными вещами вору «задатокъ». Въ случаѣ же, если вора захватятъ на мѣстѣ преступленія, «заметутъ», и поведутъ въ участокъ, онъ остается пассивнымъ зрителемъ, «происшествія», и крайне рѣдки случаи, что «заметённый» указываетъ на него, какъ на своего сообщника.

БЕДКА — БЕКАС

Бе́дка. Такъ по «музыкѣ» московскихъ тюремъ называется всякая торгующая собою женщина. Въ западныхъ тюрьмахъ зовется она также «курвою» и «лярвою», въ сибирскихъ острогахъ — «суфлерою» (см. Достоевскій «Записки изъ мертваго дома»). Всѣ «блатныя» женщины и любовницы «блатныхъ» зовутся вообще «марухами». На жаргонѣ московскихъ тюремъ онѣ называются также «шмарами».

Безгла́зый. Не имѣющій «глаза».

Бека́съ. Клопъ; постоянный обитатель россійскихъ тюремъ и остроговъ. Въ нѣкоторыхъ изъ нихъ (въ московской центральной пересыльной тюрьмѣ напримѣръ) количество этихъ паразитовъ настолько велико и они укусами своими настолько ожесточаютъ арестантовъ, что послѣдними время отъ времени производится на нихъ такъ называемая «бекасиная охота». Для этого въ различныхъ мѣстахъ стѣны выковыривается нѣсколько небольшихъ, но довольно глубокихъ, отверстій. Ночью, когда въ камерѣ уже потушены всѣ огни и несмѣтныя полчища клоповъ, пользуясь покровомъ темноты, выползаютъ изъ своихъ невидимыхъ днемъ обиталищъ, раздается вдругъ сигналъ «пли!» Въ разныхъ концахъ одновременно зажигаются огарки свѣчей, всѣ вскакиваютъ со своихъ наръ, и клопы, испуганные внезапно появившимся свѣтомъ и поднявшеюся суматохою, начинаютъ метаться, бѣгать по стѣнамъ и, завидя отверстія, поспѣшно забираются въ нихъ. Когда наблюдающій за извѣстнымъ «райономъ» стѣны арестанта находить, что въ одно изъ такихъ отверстій набралось уже порядочно «народа», онъ плотно и наглухо законопачиваетъ его мятымъ мякишемъ чернаго хлѣба. Когда всѣ отверстія такимъ образомъ замазаны и стѣна пестритъ чорными пятнами, «охотниками» поется нѣчто въ родѣ «вѣчной памяти». Несмотря на довольно примитивный способъ «охоты», она повидимому достигаетъ извѣстной цѣли: на нѣсколько дней клоповъ становится «какъ будто» меньше. Въ сибирскихъ острогахъ «бекасы» называются «бѣгунцами» и «чижами». [Бр. 286–287].