Может быть, проблема была в разности культур?
Стеша чувствовала, что бездна, разделяющая тибетцев и русских, проявлялась во многом. Но почему-то другие русские, приехавшие во Дворец гораздо позже, этого практически не замечали, за исключением только некоторых.
«Мы другие. У нас другой интеллект, не надо сравнивать нас с тибетцами, — писала Стеше ее подруга, которую она оставила жить в своей коммунальной комнате, — поэтому бесполезно пытаться требовать от людей следования правилам, которые вполне приемлемы для тибетца, но совершенно неприемлемы для европейского менталитета. Лучше возвращайся назад и не майся дурью. У тебя высшее образование, а ты все бросила и пытаешься следовать культуре дикого народа, который тысячелетия жил вдали от всякой цивилизации. Можешь ли ты быть уверена, что при таком уровне развития этот народ в точности сохранил и может в неизменной чистоте передать Учение Будды?»
Нет, в том-то все и дело, что Стеша, наблюдая за тибетцами, за их проявлением в обычной жизни, не была уверена в этом. Тогда что же оставалось?
Искать какие-то несоответствия и, обнаружив их, пытаться понять, являются ли они причиной европейской ограниченности ума или привнесены тибетцами, и их причина коренится в неправильном истолковании и передаче Учения?
Стеша пыталась об этом не думать. Она закроет глаза и примет все, как есть. Тогда ей казалось, что стоит лишь в точности применить правила, которые проповедовал Будда 2500 лет назад, как сразу же все достигнут Просветления.
Движимая самыми что ни на есть высокими идеями, она, нисколько не сомневаясь в том, что делает, получала вместе с друзьями тантрические Посвящения от приезжающих Лам и даже не задумывалась, сколь велика ответственность за принятие такого Посвящения.
О тантре говорить не принято, и это самое первое, что вводит в стопор европейский ум. Как разобраться, если не говорить, не спрашивать и нет достаточной литературы?
Одно дело тибетцы. Они уже с молоком матери впитывают эту культуру, которая у них неразрывно связана с религией. А что же делать тем, кто вырос на вечно докапывающихся до Истины Достоевском или Толстом? Что делать, если Ламрим, основной буддистский канон, описывает только этапы пути, не вводя в тонкости тантрических взаимоотношений Учителя и ученика или учеников друг с другом, а остальные книги только лишь призывают любить и уважать? Но вот как любовь и уважение выдавишь, когда глаза видят нечто негативное, не умея преобразовать его в нечто приемлемое и соответствующее?
— Читай Ламрим, там все написано, — говорили ей монахи.
— Но я же не говорю, что в Ламриме этого нет, — отвечала Стеша, — там подробно говорится, как ученик должен относиться к Учителю. Но почему-то не говорится, по какой причине…
«В тантрическом буддизме требуется полное и безоговорочное вверение своему духовному наставнику!».
Это она узнала уже после Посвящения.
И эта формула не давала ей спокойно спать, жить и даже дышать. Она боялась даже своих мыслей, где она могла испытывать сомнения, потому что и они могли стать нарушением самаи. А нарушение самаи, если верить Ламриму, вело в самый что ни на есть ваджрный Ад.
Стеша подходила к Джецун, приседала на колени и, опустив глаза, спрашивала:
— Учитель, почему я должна полностью ввериться вам, если иногда чувствую что то, что вы делаете, не всегда правильно и не совсем соответствует моим представлениям об Учителе Будды?
— Потому что ты не постигла Пустоту, когда ты ее поймешь, то все сразу станет на свои места.
И Стеша с поникшей головой шла постигать Пустоту.
Как-то раз в ее дверь постучались охранники Учителя Ситипати. Это были очень худые, похожие на скелеты, мужчина и женщина:
— Джецун ждет тебя в саду свободных ассоциаций, тебе велено срочно прийти.
— Хорошо, — пролепетала Стеша и стала поспешно собираться.
Тогда она еще жила во дворце, недалеко от покоев Учителя. Ситипати дежурили около его двери, но они не совсем походили на охранников, потому что были очень галантные и всегда мило улыбались всем приходящим. И сейчас они учтиво проводили ее в восточную часть Дворца. В этой части она редко бывала. И сейчас, когда она очутилась перед огромной зеркальной дверью, инкрустированной изящной позолотой, она не могла понять, была ли эта дверь здесь всегда или изменения произошли лишь недавно.