Теперь, когда я не жду щедрот,И будь я стократ речист —Если мне кто и заглянет в рот,То разве только дантист;
Когда затея исправить свет,Начавши с одной шестой,И даже идея оставить следКажется мне пустой,
Когда я со сцены, ценя уют,Переместился в зал,А все, чего мне здесь не дают, —Я бы и сам не взял,
Когда прибита былая прыть,Как пыль плетями дождя, —Вопрос заключается в том, чтоб жить,Из этого исходя.
Из колодцев ушла вода,И помутнел кристалл,И счастье кончилось, когдаЯ ждать его перестал.
Я сделал несколько добрых дел,Не стоивших мне труда,И преждевременно догорел,Как и моя звезда.
Теперь меня легко укротить,Вычислить, втиснуть в ряд,И если мне дадут докоптитьНебо – я буду рад.
Мне остается, забыв мольбы,Гнев, отчаянье, страсть,В Черное море общей судьбыЧерною речкой впасть.
«И вот американские стихи…»
И вот американские стихи.
Друг издает студенческий журнал —Совместный: предпоследняя надеждаНе прогореть. Печатает поэзыИ размышления о мире в мире.Студентка (фотографии не видел,Но представляю: волосы до плечНемытые, щербатая улыбка,Приятное открытое лицо,Бахромчатые джинсы – и босая)Прислала некий текст. Перевожу.
Естественно, верлибр: перечисленьяВсего, на чем задерживался взглядВосторженный: что вижу, то пою.Безмерная, щенячья радость жизни,Захлеб номинативный: пляж, пескомПрисыпанные доски, мотороллерЛюбимого, банановый напиток —С подробнейшею сноской, что такоеБанановый напиток; благодаренЗа то, что хлеб иль, скажем, сигарета —Пока без примечаний. В разны годы
Я это слышал! «Я бреду однаПо берегу и слышу крики чаек.А утром солнце будит сонный дом,Заглядывая в радужные окна.Сойду во двор – цветы блестят росою.Тогда я понимаю: мир во мне!»
Где хочешь оборви – иль продолжайДо бесконечности: какая безднаВещей еще не названа! СалатИз крабов; сами крабы под водой,Еще не знающие о салате;Соломенная шляпа, полосатыйКупальник и раздвинутый шезлонг…Помилуйте! Я тоже так умею!
И – как кипит завистливая желчь! —Все это на компьютере; с бумагойОпять же ноу проблемс, и в печатьПодписано не глядя (верный способПоехать в гости к автору)! Меж темМои друзья сидят по коммуналкамИ пишут гениальные стихиВ конторских книгах! А потом стучатУгрюмо на раздолбанных машинках,И пьют кефир, и курят «Беломор»,И этим самым получают правоПисать об ужасе существованьяИ о трагизме экзистенциальном!
Да что они там знают, эти дети,Сосущие банановый напиток!Когда бы грек увидел наши игры!
Да, жалок тот, в ком совесть нечиста,Кто говорит цитатами, боясьРазговориться о себе самом,Привыкши прятать свой дрожащий ужасЗа черною иронией, которойНе будешь сыт! Что знают эти там,Где продается в каждом магазинеЗагадочный для русского предмет:Футляр для установки для подачиКакао непосредственно в постельС переключателем температуры!
Но может быть… О страшная догадка!Быть может, только там они и знаютО жизни? Не о сломанном бачке,Не о метро – последнем, что ещеНапоминает автору о шпротах, —О нет: о бытии как таковом!Как рассудить? Быть может, там видней,Что, Боже мой, трагедия не в давке,Не в недостатке хлеба и жилья,Но в том, что каждый миг невозвратим,Что жизнь кратка, что тайная преградаНам не дает излиться до конца?А все, что пишем мы на эти темы,Безвыходно пропахло колбасой —Столь чаемой, что чуть не матерьяльной?!
А нам нельзя верлибром – потому,Что эмпиричны наши эмпиреи.Неразбериху, хаос, кутерьмуМы втискиваем в ямбы и хореи.Последнее, что нам еще даноИллюзией законченности четкой, —Размер и рифма. Забрано окноСтрофою – кристаллической решеткой.Зарифмовать и распихать бардакПо клеткам ученических тетрадок —Единственное средство кое-какВ порядок привести миропорядокИ прозревать восход (или исход)В бездонной тьме языческой, в которойЧетверостишье держит небосводПоследней нерасшатанной опорой.
«Намечтал же себе Пастернак…»