Герцог Альфонсо выразил удовлетворение браком своего сына, подарив невестке драгоценности стоимостью на 100 000 золотых экю, несмотря на истощённую казну. Будучи вдовцом, он также выписал из Мантуи свою сестру Изабеллу д’Эсте, чтобы та приняла новобрачную и помогла организовать празднества в честь неё. Это поручение как нельзя лучше подходило маркизе Мантуанской, одной из самых образованных женщин своего времени, законодательнице моды и страстной собирательнице произведений искусства, по праву заслужившей своё прозвище «Примадонна Ренессанса», которое дали ей позже её биографы.
Тем временем в Ферраре свирепствовала чума, поэтому молодожёны не спешили покидать Париж после свадьбы. Медовый месяц они провели в Сен-Жермен-ан-Ле, и, посол 8 июля написал Альфонсу I:
— Достопочтенный сеньор дон Эрколе каждую ночь спит с графиней (Шартрской), мадам, своей женой, что нравится всем и вызывает самые лучшие отклики.
Именно тогда король снова поднял вопрос о 50 000 экю. В течение июня он возвёл графство Шартр в ранг герцогства с ежегодным доходом в 12 000 золотых экю. Затем в июле вручил Рене дарственный акт на герцогство Шартрское, к которому присоединил графство Жизор и сеньорию Монтаржи в обмен на её отказ от Бретани. В нём он напомнил, что, согласно брачному контракту, обязался дать Рене в приданое 250 000 экю, но, «в с связи с расходами и делами», может только предоставить «нашему зятю и невестке сумму в размере 50 000 экю», остальное же они должны были получить в качестве годовой ренты с полученных владений. Тогда разочарованный Эрколе решил напомнить Франциску I о 91 354 экю, которые тот взял в долг у его отца перед битвой при Павии. В результате королю пришлось ещё прибавить к приданому Рене виконтства Кан, Фалез и Байе.
Последующие празднества продолжались до тех пор, пока жениху и, особенно, невесте, всю свою жизнь страдавшей от постоянных головных болей (мигрени), не стало плохо от переедания и недосыпа. По словам хрониста, «они развлекались там всё лето», и только 20 сентября после череды охотничьих вечеринок и балов в Фонтенбло и Сен-Жермене молодожёны отправились в Италию.
Благосклонность Франциска I к феррарскому принцу породила в связи с этим массу противоречивых слухов:
— Говорят, король собирается сделать его герцогом Милана!
— Нет, Его Святейшеству придётся отказаться в пользу принца от Пармы и Пьяченцы.
— А я слышал, что сын герцога Ферррары создаст собственное королевство в Верхней Италии.
В число французов, сопровождавших Рене в Феррару, вошли старшая и средняя дочери дамы де Субиз. Однако сама Мишель не успела уладить все свои дела и присоединилась с сыном к принцессе позже. На покрытие дорожных расходов Франциск I выделил ей 2 450 турских ливров и, кроме того, подарил ещё 10 000 в знак признания её заслуг перед покойными королевами Анной и Клод и принцессой Рене. Король также пообещал ей пенсию в размере 1200 турских ливров и пособие на летнюю и зимнюю одежду. Его неслыханная щедрость объяснялась очень просто: баронесса должна была стать его агентом при феррарском дворе.
Проводив молодожёнов до ворот Парижа, Франциск I торжественно вверил свою свояченицу заботам её мужа:
— Не забывайте, что Ваша супруга — дочь Франции. Поэтому обращайтесь с ней соответственно!
На что Эрколе, усмехнувшись, самоуверенно ответил:
— Поверьте, Ваше Величество, у меня не возникнет трудностей как в том, чтобы понравиться даме, так и в том, чтобы управлять ею!
Что же касается его маленькой жены, то, опустив глаза, она упрямо сжала губы.
Хотя эпидемия ещё не прекратилась, 3 ноября Эрколе и Рене прибыли в Реджо, а 12 ноября совершили свой триумфальный въезд в Модену, принадлежавшую герцогам феррарским. Альфонсо I вместе с высшей знатью встретил своего сына и невестку на полпути между Реджо и Берсильо. Верхом на красивой лошади под балдахином Рене приблизилась к воротам Святого Августина, где её приветствовали духовенство и жители города. Затем она направилась к собору, причём Эрколе ехал впереди неё, герцог — по правую руку, а Ипполито, архиепископ Миланский (брат её мужа), по левую. В Модене в тот же день брак Рене, как говорит хронист, «отпраздновали с большой помпой, чтобы позже нельзя было его оспорить под предлогом того, что он был заключён за границей». Целью десятидневных торжеств, проведённых в обстановке «великой радости и празднества», было подчеркнуть права Альфонсо I на Модену и союз с Францией.