Блейз тогда начал прибавлять и в росте, и в ширине плеч. В одиннадцать-двенадцать лет он ничем не выделялся среди остальных, а тут начал расти. Стал таким же большим, как и многие из ребят постарше. Но он никого не обижал на игровой площадке и не хлестал полотенцем в душевой. Как-то раз Джон Челцман подошел к нему, когда Блейз стоял у забора в дальнем конце игровой площадки, ничего не делая, лишь наблюдая, как вороны садятся на ветки деревьев и взлетают с них. Он предложил Блейзу сделку.
– В этом полугодии Закон опять будет учить тебя математике, – напомнил он. – Дроби продолжаются.
– Я ненавижу дроби, – ответил Блейз.
– Я буду делать за тебя домашнюю работу, если ты больше не подпустишь ко мне этих гадов. Конечно, буду делать ее так, чтобы он ничего не заподозрил, ни на чем тебя не поймал, но достаточно хорошо, чтобы ты получил проходной балл. Чтобы потом тебе не пришлось отстаивать.
Джон говорил еще об одном наказании, не таком плохом, как порка, но тоже малоприятном. Наказанного ставили в угол кабинета номер 7 лицом к стене. И он не мог взглянуть на часы.
Блейз обдумал предложение Челцмана, покачал головой.
– Он узнает. Меня вызовут на уроке, и он узнает.
– Ты будешь оглядывать комнату, словно думаешь, – ответил Джон. – А я о тебе позабочусь.
И Джон позаботился. Он решал все домашние задания, а Блейз переносил решения в свою тетрадь, пытаясь копировать те самые цифры на плакатах метода Палмера, которые висели над классной доской. Иногда Закон поднимал его с места и задавал вопрос, и тогда Блейз вставал и оглядывался, смотрел куда угодно, только не на Мартина Кослоу, и это удивления не вызывало: так поступали практически все, кого вызывал Закон. Оглядываясь, он смотрел в том числе и на Джона Челцмана, который сидел рядом со шкафом, где хранились книги, положив руки на парту. Если число, которое хотел услышать Закон, не превышало десяти, количество вытянутых пальцев давало ответ. Если это была дробь, поначалу руки Челцмана сжимались в кулаки. Потом они разжимались. Левая рука давала числитель. Правая – знаменатель. Если знаменатель превышал пять, пальцы Джона вновь сжимались, а потом показывали нужное число уже на обеих руках. Блейз без труда ориентировался во всех этих сигналах, многие из которых сложностью превосходили сами дроби.
– Ну что, Клайтон? – спрашивал Закон. – Мы ждем.
– Одна шестая, – отвечал Блейз.
И он не всегда давал правильный ответ. Когда рассказал об этом Джорджу, тот одобрительно кивнул.
– Прекрасно организованная афера. Когда она лопнула?
Лопнула она через три с половиной недели, и Блейз, когда подумал об этом (думать он мог, просто на это требовалось время и много-много усилий), осознал, что Закон, возможно, с самого начала с подозрением воспринял его неожиданно проклюнувшиеся математические таланты. Просто не подал виду. Травил веревку, которая требовалась Блейзу, чтобы повеситься.
А потом Закон неожиданно устроил контрольную. И Блейз получил ноль. Потому что все примеры были на дроби. Контрольная проводилась с одной-единственной целью: поймать Клайтона Блейсделла-младшего. Под нолем Закон сделал запись ярко-красными буквами. Блейз не смог разобрать написанного и обратился к Джону.
Джон запись прочитал. Помолчал. Потом посмотрел на Блейза.
– Здесь написано: «Джона Челцмана снова начнут бить».
– Что? Как?
– Тут сказано: «Явиться в мой кабинет к четырем часам».
– Почему?
– Потому что мы забыли про контрольные, – ответил Джон. И тут же добавил: – Нет, ты не забывал. Я забыл. Потому что думал только об одном: что эти гады перестали меня бить. Теперь ты меня побьешь, Закон выпорет, а уж потом за меня возьмутся все эти гады. Господи Иисусе, как же я хочу умереть! – И казалось, он действительно этого желал.
– Я не собираюсь тебя бить.
– Нет? – По взгляду чувствовалось, что Джону хочется в это поверить, но он не может себя заставить.
– Ты же не мог решить за меня контрольную, правда?
На двери кабинета Мартина Кослоу, комнаты довольно приличных размеров, висела табличка «ДИРЕКТОР». Внутри, чуть в стороне от окна, стояла небольшая доска, припудренная мелом и исписанная примерами на дроби (причиной прокола Блейза). Окно выходило на жалкий приютский двор. Когда Блейз вошел, Кослоу сидел за столом и хмурился не пойми на что. С приходом Блейза появилась возможность хмуриться на что-то конкретное.
– Постучись, – бросил директор.
– Что?
– Выйди за дверь и постучись, – приказал Закон.
– Ой. – Блейз развернулся, вышел, постучал, вошел.
– Спасибо тебе.
– Не за что.