Итак, решение было принято, оставалось приступить к его исполнению.
Но именно здесь и начались трудности.
Каждый день шевалье говорил себе:
— Это будет завтра.
Приходило завтра, и шевалье, так и не заказавший себе место в мальпосте, говорил:
— Или мне вообще не достанется места, или я буду вынужден ехать, сидя спиной к дороге.
А ехать так в экипаже было непереносимо для шевалье.
Задержка была не в чемодане; он купил себе совершенно новый чемодан, размеры которого соответствовали правилам провоза багажа в мальпосте; он сложил туда и белье и одежду; с таким чемоданом он мог бы вернуться на Папеэте.
Но чемодан, полностью собранный, продолжал стоять в углу комнаты.
Оставалось всего лишь опустить крышку и повернуть ключ в замке. Но шевалье не делал ни того ни другого; шевалье в конце концов никуда не ехал.
Впрочем, это ему не мешало каждый день повторять, целуя Терезу и лаская Блека:
— Мои бедные друзья, вы знаете, что завтра я уеду.
XXVIII
ГЛАВА, В КОТОРОЙ ШЕВАЛЬЕ ОТПРАВЛЯЕТСЯ В ПАРИЖ
В один из дней, когда Тереза чувствовала себя хуже, чем в предыдущие дни, шевалье, у которого на этот раз был благовидный предлог не вспоминать о своей поездке в Париж, провел весь день у ее постели, ухаживая за больной; она легла спать около семи часов вечера, взяв с шевалье обещание, что он при лунном свете отправится на прогулку, которую не смог совершить, когда сияло солнце.
Шевалье обещал.
И поскольку эта ежедневная прогулка действительно была необходима для его здоровья, а погода была просто великолепна и Блек, так же как и Тереза, просил его о том же, виляя хвостом и подбегая к двери, шевалье взял перчатки, трость и шляпу и вышел.
Не стоит и говорить, что ночью, как и днем, для шевалье де ла Гравери не существовало другого маршрута для прогулки, кроме окружного городского бульвара.
Поэтому он направился в сторону валов.
В половине десятого прогулка вокруг города привела его на улицу Белой Лошади.
Выходя с этой улицы на Соборную площадь, он заметил мальпост, у которого меняли лошадей.
— Ах! — сказал шевалье. — Если бы Терезе сегодня не стало хуже, то я бы смог, пользуясь случаем, заказать себе место до Парижа.
И он машинально подошел к мальпосту.
Почему он подошел к мальпосту?
О! Хороший вопрос!
Все провинциалы, в большей или меньшей степени фланёры: дилижанс, у которого перепрягают лошадей, или подъехавшая вновь карета обладают для их праздности такой притягательной силой, что сама почтовая станция или же прилегающие к ней кафе во многих городах служат местом встреч всех праздношатающихся бездельников; разглядывать незнакомые лица, строить догадки, распускать сплетни, шла ли при этом речь об облаках, о грохоте колес по мостовой, позвякивании бубенчиков, ругани кучеров, лае собак — все служило развлечением для пустых и набитых всякой чепухой голов; отъезд и прибытие, или, точнее, прибытие и отъезд пассажиров составляли целые непредвиденные главы в книге провинциального существования, и г-н де ла Гравери был слишком сильно привержен традиции, чтобы упустить удачу, которую ему посылал случай.
Так что он подошел к государственному экипажу в ту минуту, когда работник, служивший на конюшне, только что присоединил последнюю постромку, кучер собрал вожжи и щелкал кнутом, чтобы лошади были начеку и ждали сигнала к отправлению, который вот-вот должны были дать.
Кондуктор с портфелем под мышкой поспешно протиснулся между г-ном де ла Гравери и каретой, взобрался на свое место под навесом и крикнул кучеру:
— В дорогу!
Кучер хлестнул лошадей, карету тряхнуло, и от толчка плохо закрытая дверца распахнулась.
Блек уже некоторое время стоял напротив кареты, широко раздувая ноздри и вбирая в себя все запахи, доносившиеся изнутри, и делал, так сказать, стойку.
Этот интерес, который Блек, похоже, по какой-то неизвестной причине выказывал, обеспокоил шевалье.
Но его беспокойство переросло в удивление, когда на его глазах Блек через открывшуюся дверь запрыгнул внутрь кареты и стал всячески ласкаться к одному из пассажиров, закутанному в широкий утепленный плащ; силуэт этого человека вырисовывался в глубине мальпоста, где он устроился в самом удаленном от шевалье углу кареты, привалившись к стенке.